— И ни за что не отдашь ребенка в приют. — Это был не вопрос, а утверждение. Барт заранее знал ответ.
— Ты действительно считаешь, зная мое прошлое, что я могу хотя бы подумать об этом? — мягко упрекнула она. — Нет, Барт. Я сама воспитаю своего ребенка.
Он стремительно подошел к ней и торопливо заговорил, словно мысли его обгоняли слова:
— Радость моя, выходи за меня замуж. Ну и что, что будет ребенок. Я тут наговорил лишнего… Я не имел этого в виду, я просто со зла. Милая, я так давно люблю тебя. Клянусь, ребенок для меня не имеет значения. Черт, все равно все будут думать, что он мой.
— Но мы-то не будем так думать, правда? — тихо сказала она. — Я не хочу жить во лжи, Барт. И не хочу заставлять лгать тебя.
— Я люблю тебя. Как бы там ни было.
Она вздохнула и запустила пальцы в его густые темные волосы.
— Я знаю. И все же мой ответ — нет.
Она отказала ему и стоит на своем! Барт не стал ее уговаривать, как в первый раз, — он лелеял надежду, что она скоро передумает.
Но она не передумала. Она опять любовно тронула свой живот, но тут зажужжал зуммер внутренней связи, пробудив ее от воспоминаний, этого сна наяву.
— Да, Бетти? — откликнулась она, нажимая кнопку.
— Эрин, к вам пришли. Вы сейчас свободны?
— Да. А кто там?
— Некий мистер Ланс Баррет.
XII
Сердце ее бешено застучало и остановилось. Стало нечем дышать. Она прикрыла глаза, борясь с волной головокружения, которая едва не опрокинула ее на мягкий ковер. Внешний мир словно бы соскользнул с оси и стал крениться. Наконец равновесие восстановилось: она сумела ухватиться за край стола и осторожно опустилась в кресло.
— Эрин, вы меня слышите? — донесся голос Бетти.
— А… Да.
Что же делать? Ланс здесь. Прямо за дверью. Сейчас она увидит его. Но как это вынести?
Чего он хочет? Что, если он догадается о ее положении? Как с ним говорить? Вопросы возникали один за другим, а ответов не было. Ну что ж, надо выкинуть их из головы и действовать по обстоятельствам.
— Пусть войдет, Бетти, — проговорила она спокойно. Однако ее интонации отнюдь не передавали ее чувств.
Она поправила прическу, облизала губы, разгладила платье на пополневшей груди. Он ничего не должен заметить! Но он ведь так проницателен. Натренирован па то, чтобы все видеть.
И вот он появился в двойных дубовых дверях.
Она ошиблась, думая, что ее память приукрашивает его физические достоинства. Он был еще красивее и мужественнее, чем ей запомнилось. Прическа стала чуть небрежнее, волосы чуть длиннее и светлее — выгорели под летним солнцем. Голубые глаза остались столь же яркими, выгоревшие брови резко выделялись на загорелом лице. Милые белые лучики расходились от уголков глаз — их она не помнила, но, возможно, их сделал заметными загар. Раздвоенный подбородок по-прежнему придавал ему высокомерный вид. Когда он улыбнулся, вокруг сурового рта пролегли морщины, которых не было тогда, в феврале.
Но больше всего изменилась его манера одеваться. Тогда, в феврале, она высмеивала его темные костюмы, белые рубашки и темные галстуки. Он защищался, говоря, что государственные служащие не должны привлекать к себе внимания яркими спортивными куртками и кричащими рубашками.
Теперь на нем была скромная, но элегантная светло-желтая рубашка. А вот покрой темно-коричневого пиджака был явно европейский. Бежевые брюки сидели так хорошо, что, без сомнения, были сшиты на заказ. Галстука не было: воротник рубашки был расстегнут, позволяя разглядеть золотистые завитки волос, покрывавшие его грудь.
Ее решимость держаться с приветливой отчужденностью испарилась, как только эта мужественная мощь ворвалась в утонченные женские владения. Она почувствовала себя жертвой.
— Здравствуй, Эрин, — сказал он.
Полагалось бы встать навстречу ему, пожать руку, но она боялась покинуть свое убежище за столом. Если она поднимется, он сможет обнаружить ее беременность.
— Здравствуй, Ланс, — доброжелательно отозвалась она. Губы ее дрожали, но она старалась быть сердечной — как со старым другом. — Проходи, садись. Вот так сюрприз! — Она показала на кресло у стола.
Он тоже вел себя сдержанно. Пересек комнату, окидывая ее офис цепким взглядом проницательных глаз, от которых ничто не могло укрыться.
Она останется верна мудрому решению не выходить из-за стола!
— Здесь очень красиво, Эрин, — сказал он, обводя рукой стены. — Я в восхищении.