«Последний день… Последний Завет… Что-то много всего последнего, — подумал Герман, — как бы этот день тоже не оказался для нас последним».
От запаха самогона, настоянного на птичьем помете, у него защипало в носу, и Герман оглушительно чихнул.
— Будь здоров! — сказал Госпитальер и, зажав пальцами длинный нос, прогнусавил: — Ой, сейчас тоже чихать буду! Интересно, сколько тысячелетий они тут пили?
— Это навсегда останется загадкой, — проговорил Дуго, выбрасывая из машины несколько пустых бутылок, оставшихся от прежних хозяев.
— А сам-то хорош, — заметил Герман, — вон как со Старым Кра самогон хлестал. Только дно стакана небось и успевал увидеть. А может, и не успевал вовсе. — Охотник хмыкнул.
— Это совсем другое дело, — веско заметил Пилигрим. — Ради налаживания новых контактов, в данном случае хороших отношений с главой клана Ветродувов, можно и выпить, да и то, честно признаться, я все больше лил спиртное под стол. У меня организм не приспособлен к тому, чтобы принимать в себя такие количества и такое качество.
Герда фыркнула от смеха, и охотник сердито на нее покосился.
— Не вижу ничего смешного, — сказал он.
— Я тоже, — поддержал его Дуго, — обычная тактика Пилигримов мужского пола…
— Ясно, — кивнул Герман, — представляю, как налаживают контакты ваши женщины.
— Давай попробуем обойтись без откровенного хамства, — попросила Герда, мгновенно вспыхнув.
— Попробуем, — согласился Герман, — не уверен, что у нас что-то получится, но попробуем… И где же вас этому учат? — обратился он к Дуго.
— Чему именно? — не понял Пилигрим.
— Ну вот так вот ловко налаживать контакты, лить спиртное под стол и прочее… Дурить мозги окружающим собственным благолепием, которое на самом деле напускное, и только. Всегда мечтал этому научиться… Хотел тоже всем без исключения нравиться. А то юмор у меня не такой, живу я не так, и так далее.
— Знания передаются от одного Пилигрима к другому, — пояснил Дуго, не обращая внимания на ироничный тон. — Для того, чтобы взять ученика… послушника, — поправился он. — Пилигрим-наставник должен пройти длинный путь, в том числе внутри себя, почувствовать, что он может взять на себя ответственность и учить другого пройти по тому же пути…
— Бред все это, — проворчал Герман, — путь внутри себя… Пилигрим-наставник должен… Показал бы мне лучше парочку-другую приемов вроде того, которым ты мне руку заломал. Вот это действительно дело.
— Чтобы двигаться подобным образом, — начал Дуго, — необходимо освоить в совершенстве определенную духовную практику, научиться ощущать свое тело…
— Все, я понял. — Герман скорчил недовольную мину. — Не хочешь рассказывать — ну и не надо. Оставь эти бредни для своего будущего ученика…
— Ну когда поедем-то? — раздался сверху нетерпеливый голос Густава. — Уж больно прокатиться хочется! Погнали, а?
— Потерпи немного, — крикнул Герман, — наша новая знакомая никак не может разобраться, как сдвинуть эту груду железа с места. Наверное, сегодня вряд ли поедем, может, на следующей неделе…
— Чего? — расстроенно закричал Густав. — Я так долю ждать не согласен!
Герда никак не отреагировала на новую шпильку Германа и продолжила копаться в проводах. Охотник тем временем внимательно осмотрел кабину. Внутри было просторно, здесь располагалось место для управителя и двух пассажиров. Несколько человек могли ехать в кузове.
«Неплохой агрегат для перевозки грузов и людей на неблизкие расстояния, — подумал Герман, — а мы все на телегах возим. Эх, Ветродувам бы такую штуку. Но где взять столько бензина?»
Франц перебрался назад, сел на дальнее кресло и сморщил физиономию — сильный алкогольный запах в кузове бил в нос с особенной силой. Госпитальер заметил в углу полупустую пузатую бутыль и несколько стаканов…
Герман скосил глаза, наблюдая за ловкими движениями девушки, которая пережимала какие-то проводки и скручивала их вместе, и подумал, что дело свое она, похоже, знает. Осознание этого факта почему-то было ему неприятно.
Герману никогда не удавалось ладить с женщинами, исключение составляла лишь Альба. В присутствии других представительниц прекрасного пола охотник предпочитал молчать, по опыту зная, что юмор его они все равно не оценят, а любые слова могут истолковать превратно. Сколько раз сказанное Германом в присутствии женщин потом оборачивалось против него — не сосчитать.