— Чего? — не понял великан.
— Ну, я говорю, может, у тебя возникает какое-то особенное чувство, когда на тебя находит просветление, ну там, может, шум какой в голове, першение в горле, щекотка в носу, желание чихнуть или еще что?
— Да ну тебя! — обиделся Густав. — Опять шутишь.
— Ладно, пошли, — решил Герман и первым направился к недавнему полю битвы, Густав и Франц двинулись за ним следом.
— Ого! — присвистнул Густав и почесал в затылке, разглядывая убитых Багажников. — Кто это их так приложил?
— Я, — ответил Герман, — сначала я стрелял со стороны водонапорной башни, потом поджарил вот этих, а когда спустился, кончил тех перочинным ножиком одного за другим.
— Ага. Ну конечно! — хмыкнул великан. — Всех один ты?
— Тогда не задавай глупых вопросов, раз не веришь!
Герман покосился на окна круглой башни, все еще испытывая смутное беспокойство, ему казалось, что в любую секунду неизвестный стрелок может открыть огонь. Что непременно случится, если переговоры с Дуго по какой-либо причине зайдут в тупик. В дипломатический дар Пилигрима, стянувшего у Мегаников религиозную книженцию, почему-то верилось с трудом.
— Так где Дуго-то? — поинтересовался Густав.
— Франц, попроси его заткнуться, — сказал Герман.
— Хорошо. Заткнись, Густав, — послушно произнес Госпитальер и тут же спросил: — А где Дуго?
— Я что ему, мамочка, что ли? — проворчал Герман, а затем, смягчившись, добавил, — В башне он, вместе со стрелком, который укокошил большую часть Багажников.
— Ого! — уважительно крякнул Франц. — А если этот стрелок вдруг захочет убить нашего Пилигрима, а потом и нас постреляет?
— Ты мыслишь в том же направлении, что и я, — вздохнул Герман. — Давайте-ка, встаньте за машину на всякий случай, там он вас не достанет.
Они подошли к машине, и пока Густав с благоговением изучал внутренности кабины управителя, Франц и Герман решали, что делать дальше. Ничего путного на ум не приходило, и Герман выбрал самый простой и логичный выход. Он заорал:
— Эй! Дуго! Помощь требуется?!
В окне третьего этажа башни появился Пилигрим:
— Все хорошо, друзья мои. Подождите несколько минут.
Сказал и скрылся.
— Будем ждать. — Герман сплюнул на землю. — Эй, Густав! Ты куда?
— Да вот хочу посмотреть, что там внутри, — Великан остановился.
— Успокойся. Посмотрим чуть позже, когда все прояснится. Не вертись на виду. Словишь пулю от нового дружка нашего Пилигрима — и не бывать тебе Черным Принцем.
Слова Германа убедили Густава, он прекратил проводить исследования и принялся потрошить карманы мертвого Багажника, того самого, что умер от попадания болта Германа. Франц смотрел на эти манипуляции с осуждением.
— Что, не нравится? — спросил Герман.
— Да, — ответил Франц, — по-моему, это отвратительно.
— Привыкай, — посоветовал охотник, — это тебе не База Госпитальеров. Здесь тепличных условий не жди. Если привык ко всему готовому, придется переучиваться. В городе ты либо волк — либо ягненок. Третьего не дано.
— Но обирать трупы…
— Наши предки не только обирали трупы, они их еще и ели, — заметил Герман, — не все время, правда, а только когда была Долгая зима. Это даже стало для них своего рода традицией. Но сейчас мы считаем эту традицию дикостью. Так что, как видишь, мы далеко ушли от наших предков. Могу тебе пообещать, что есть этих Багажников мы не будем. А карманы — всего лишь жизненная необходимость. Вдруг что-нибудь ценное сыщется…
— И все равно я этого не понимаю, — качнул головой Госпитальер.
— Хм… поживешь с мое, пошляешься по всему Городу, поймешь… — Герман усмехнулся. — Чем болтать, лучше бы присоединился к нему, а то Густав все самое ценное себе заберет.
— Я пока не готов к этому, — с дрожью в голосе ответил Франц, — может быть, позже…
— Ну смотри. — Охотник покосился на Госпитальера.
Великан вскоре закончил потрошить карманы и стал счастливым обладателем нескольких десятков патронов, складного ножа, пары бензиновых зажигалок и одного ключа непонятного назначения. Перевернув одно из тел, он поднял с земли дробовик, но, поскольку оружие убитого не шло ни в какое сравнение с великолепной винтовкой великана, Густав отложил его в сторону, выудив из магазина еще несколько патронов. После недолгих колебаний Густав стянул с трупа черную куртку и, нисколько не смущаясь того, что она испачкана свежей кровью убитого, примерил на себя обновку — куртка пришлась в самую пору.