Герман улыбнулся в ответ и приветственно махнул рукой. Увидев, что он пришел не один, а со спутником, Ганс и Фридрих, уставшие от сидения на одном месте, решили подойти и узнать, кого это он с собой привел. Крысокот сердито хрюкнул, и охрана, зная, что у Гнева характер непредсказуемый (может и куснуть), предусмотрительно решила остановиться метров за тридцать и ближе не подходить.
— Привет, — проорал Фридрих, сморщив рожу, размалеванную зеленой краской.
«Сейчас спросит про паек, — подумал Герман, — похоже, это становится доброй традицией».
— У тебя паек весь израсходован? — спросил толстяк. — А то торчали тут, понимаешь, всю ночь под дождем, как гриб Лукум на лысине.
— Весь, — ответил Герман, и обжора заметно скис.
— А это кто с тобой? — спросил Ганс, с интересом поглядывая на Франца. — Из клана Бастиона человек?
Герман не стал ничего объяснять, только кивнул.
— Ты в нем уверен?
Герман опять промолчал, но так посмотрел на Ганса, что тот принялся оправдываться:
— Ну, ты же знаешь, Герман, если что, Ворон с меня шкуру спустит…
Что же, Старший охотник запросто мог устроить разнос и совсем без повода — характер у него был самый что ни на есть жесткий. Однажды Герман с ним серьезно поцапался, причем почти без причины. Всего-то и пошутил, что Ворона с его внешностью самого могут принять в Парке за дичь. С тех пор отношения с Вороном оставляли желать лучшего. Герман поглядел на Франца, словно прикидывал, уверен он в юном Госпитальере или же нет. Никак не мог забыть то, что совсем недавно он рассказывал ему, будто является представителем клана Бастиона…
— Да, я в нем уверен, — сказал он после длинной паузы.
— Не болеет?
— Пока нет, но зато… носитель черной чумы. — Следопыт скорчил страшную рожу.
— Глупые у тебя шутки, Герман, — обиженно заметил Ганс. — Я же для дела спрашиваю.
Герман пожал плечами, мол, не понравилась шутка — твои проблемы.
— А в мешке у тебя что? — оживился Фридрих. — Съестного ничего нет?
— Черепа, — ответил Герман.
— Черепа? — удивился толстяк.
— Ага, — подтвердил Герман. — Старый Кра попросил в этот раз привезти ему черепа Мусорщиков, штучек пять-шесть, хочет из них ночные горшки делать, вот и тащу ему головы. Нарубил.
— Все бы тебе шутить, — махнул рукой Фридрих, но лицо его выражало сомнение.
К Герману в клане вообще относились с некоторым опасением. Опытный следопыт, он порой бывал излишне жесток, к тому же постоянно пропадал в других районах Города. Он и раньше-то бывал в клане не часто, а уж когда умерла Альба, Германа и вовсе стали редко видеть. К тому же он обладал весьма специфическим, довольно черным чувством юмора. Когда он шутит, а когда нет, понять окружающим было довольно сложно. Порой его шутки могли обидеть до глубины души, но Герману до нежных чувств собеседника не было никакого дела.
С кривой усмешкой он смотрел на изменившееся в мгновение ока выражение лица толстяка, прекрасно осознавая, что тот все еще размышляет: действительно ли в мешке у Германа куча отрубленных голов или это он так удачно пошутил?
Тут Гнев подбежал ближе к охране и принялся порыкивать на них уже довольно агрессивно.
— Ладно, Герман, пойдем мы. — Ганс махнул рукой.
— Удачи! — сказал Герман.
— Узнай там, когда этот гад меня сменит наконец, — попросил напоследок Фридрих.
— Хорошо, — кивнул Герман.
Охрана отправилась обратно к деревьям. Первые шагов десять они пятились, не решаясь подставить зады под зубы крысокота. Герман слегка подтолкнул Франца в спину, и они отправились к домам Ветродувов.
— У него на ухе нарост, — прошептал Франц, наблюдая за ловко забирающимся на дерево тощим Гансом.
— Да, сколько его помню, он всегда ходил с этой штукой. Правда, теперь она стала такой здоровой, что уже непонятно, кто чей нарост…
— Я бы мог это вылечить, — уверенно заявил Франц, — нужно только пройти полный курс лечения. Ну и противогрибковые мази, конечно, потребуются, с Базы.
— Думаю, он не согласится, — усмехнулся Герман и пошел дальше, уже нисколько не обращая внимания на сидевших в засаде охотников.
— Но почему? Он же ему наверняка мешает. Ведь это же уродство!
— Зато он видит с ним хорошо.
— Не понимаю.
— Чего ты не понимаешь? Он ночью благодаря этой штуке любого, у кого теплая кровь, за сто шагов увидит.