ВНЕМЛИТЕ ГЛАСУ ЧИСТОГО РАЗУМА:
И воспоет Рог, и спустится Он с потемневших небес и придет к теням, обманом и по дьявольскому наущению пережившим Черные века. Будет Он безжалостен и непреклонен, глаза Его будут темны, а одежда пахнуть дымом. И накажет Он теней за их служение Тьме и зло, причиненное Его детям праведным. И больше всех накажет тех, кто хранил теней, не делая разницы меж ними и истинными детьми Божьими. И сдерет он с тех, кто носит на теле своем красный крест, кожу и плоть и вырвет Он им языки. И вскричат они, беззвучно открывая рты, взывая к Антихристу, но не услышит Тьма мерзких слуг своих. И отправит Он души тех, кого именуют Госпитальерами, в Нижние пределы — кромешный огненный ад.
Герман решил вернуться в комнату, где спали остальные, только когда в радио полностью иссякла энергия и не стало слышно даже треска помех. Шатаясь от усталости, он прошел по темному коридору. В доме царила зловещая тишина, какая бывает только ночами в давно умерших городах. Такая тишина не похожа на кладбищенскую, но есть в ней нечто схожее и угрюмое. Почему-то все время кажется, что тишина — вот прервется диким воплем тысяч и тысяч людей, когда-то живших в этом городе и погибших в гекатомбе Последней войны.
Держа перед собой химфонарь, Герман заглянул в ближайший дверной проем: из темноты выступили очертания стенного шкафа, на котором в беспорядке была свалена запыленная, изъеденная временем рухлядь…
Где-то в отдалении послышался слабый неясный шорох. Герман решил не придавать ему значения — сил идти и проверять, кто или что шевелится во мраке, у него не было. Скорее всего, это ветер треплет обрывки целлофана, которым в далеком прошлом кто-то из жильцов прикрыл разбитое окно.
Герман вспомнил, как осторожно заклеивала окно в их комнате Альба, как аккуратно она проводила ладонью по сгибу цветного целлофана и, слегка наклонив голову, улыбалась тому, как красиво выходит.
Охотник решительно отогнал видение. Воспоминания не приносили ничего, кроме болезненных уколов прямо в сердце.
Чувствуя, что глаза у него слипаются, Герман вошел в комнату. Костер погас, Дуго спрятал религиозную книгу и давно спал. Но стоило Герману войти, как Пилигрим тотчас проснулся и рука его метнулась к пистолету. Слух у Дуго остротой не уступал кошачьему. Увидев, что это не враг, Дуго недовольно пробурчал что-то и убрал оружие. Разведчик усмехнулся, улегся на пол, закутался в одеяло и провалился в сон без сновидений…
Проснулся он оттого, что на лестнице кто-то был. Неясный прежде шорох теперь стал вполне отчетливым. Герман взялся за арбалет и приподнялся с лежака. Дуго не спал, он прижал палец к губам и махнул рукой — пошли.
Они выбрались из комнаты, следуя в ту сторону, откуда раздавался шорох.
Герман сделал Дуго знак, призывая остановиться. Он коснулся запретного и принялся сканировать пространство лестницы. Ничего. Тишина… Значит — это не люди…
Они двинулись дальше. Шорох становился все отчетливее.
На лестнице копошился десяток маленьких серых зверьков. Как только объявились Герман и Дуго, следопыты кинулись врассыпную.
— А черт! — выругался охотник, всерьез подумывая о том, чтобы расчехлить маузер и начать расстреливать гадких любопытных тварей. Но это было бы уже слишком. Ни один грызун не стоит того, чтобы тратить на него драгоценные патроны.
— Я чувствую, выспаться мне сегодня не дадут, — расстроено почесал бороду Дуго. — То ты, то следопыты. Идем спать, скоро рассвет.
Герман кивнул:
— Ох и не нравятся мне эти твари, чует мое сердце, не к добру они за нами прутся…
— В тебе говорит суеверие, друг мой, — сказал Пилигрим, — это идет еще с тех времен, когда с появлением грызунов в кланы приходили болезни, тогда люди умирали сотнями, у любого теперь крысы вызывают негативные эмоции, а между тем следопыты вполне безобидны. Только погляди на них. Они проявляют любознательность и дружелюбие.
— Не знаю, — буркнул Герман и дотронулся до кобуры, — ничего не могу с собой поделать. Чувствую, что, если увижу их еще хотя бы раз, сдержаться не смогу…
Когда они вернулись в комнату, навстречу им вышел Франц.
— Что случилось? — спросил он. — Я проснулся, а вас нет.
— Иди спать, — сказал Герман, — ложная тревога…
Отчаянно зевая, охотник разлепил веки, встал с лежака, подошел к окну и выглянул наружу. Было еще очень рано, прохладный утренний воздух задувал из-за разбитого грязного стекла клочья серого тумана. Дождь кончился, но в воздухе пахло сыростью, а небо кое-где оказалось затянуто облаками. Вдалеке Герман увидел несколько темных туч и подумал, что с погодой им не повезло, — скоро наверняка опять польет как из ведра.