Несмотря на эти различия и, возможно, благодаря им, Вик Треджилл и Орен Уэсли были великолепными напарниками. Кстати, они еще и принадлежали к разным расам. Они вместе пережили много опасностей, часто смеялись, несколько раз оказывались на высоте, иногда терпели фиаско, а также обрели сердечную боль, от которой оба так и не оправились.
Когда вчера, после нескольких месяцев разлуки, Орен позвонил, Вик обрадовался. Он надеялся, что приятель приедет вспомнить старые времена, лучшие времена. Но надежда эта растаяла, стоило Орену вылезти из машины. На нем были начищенные до блеска ботинки, оставляющие глубокие следы в песке, не тапочки или кроссовки. Он приехал не рыбачить или побродить по пляжу, даже не посидеть здесь на веранде с холодным пивом и послушать футбол по радио.
Он был одет по-деловому. Застегнут, так сказать, на все пуговицы. Даже когда они пожали друг другу руки, Вик, увидев знакомое выражение лица Орена, понял с огорчением, что он прибыл не с простым дружеским визитом.
Еще он твердо знал: что бы ни собрался поведать ему Орен, он не желал этого слушать.
– Тебя ведь не увольняли, Вик.
– Нет, я в отпуске «на неопределенное время».
– Ты сам так захотел.
– Обстоятельства вынудили.
– Тебе надо было остыть и взять себя в руки.
– Тогда почему боссы меня не уволили? Всем бы было легче.
– Потому что они умнее тебя. Вик резко обернулся:
– Да неужели?
– Они знают, как и все, кто знает тебя, что ты рожден для такой работы.
– Такой работы? – фыркнул Вик. – Разгребать дерьмо, ты хочешь сказать? Да если бы я работал в конюшне, мне не пришлось бы этим заниматься так часто, как в полиции.
– Большую часть дерьма ты сам и приволакивал.
Вик щелкнул резинкой, которую по привычке носил на запястье. Ему не нравилось, когда напоминали о деле, заставившем его громогласно критиковать начальство, несовершенство юридической системы вообще и полицейского департамента Форт-Уэрта в частности.
– Они разрешили этому бандиту подать ходатайство.
– Потому что не смогли прищучить его за убийство. Все знали, и окружной прокурор тоже. Ему дали шесть лет.
– И меньше чем через два года он выйдет. И снова убьет. Наверняка. И все потому, что наше управление и офис окружного прокурора наложили в штаны, когда понадобилось немного нарушить права этого говнюка.
– Все потому, что ты применил грубое насилие, когда его арестовывал. – Орен понизил голос и добавил: – Но твои проблемы с управлением возникли не из-за этого дела, ты сам прекрасно знаешь.
– Орен, – с угрозой в голосе произнес Вик.
– Ошибка, которая…
– А пошел ты, – пробормотал Вик. Двумя шагами он пересек веранду, дверь за ним со скрипом захлопнулась.
Орен невозмутимо прошел за ним на кухню.
– Я приехал не затем, чтобы напоминать тебе обо всем этом.
– Надо же, а я-то подумал, что именно за этим.
– Может быть, ты прекратишь на минуту топать по кухне и дашь мне с тобой поговорить? Ты наверняка захочешь посмотреть вот это.
– Ошибаешься. Чего я хочу, так это еще пива. – Вик достал бутылку из холодильника и открыл. Крышка так и осталась валяться на линолеуме.
Орен достал какую-то папку и протянул ее Вику. Тот, и не взглянув, прошел к задней двери, но по дороге наступил босой ногой на зазубренную пробку. Выругавшись, он пнул ее через всю комнату, и она приземлилась на один из стульев. Гора креветочных очисток уже пованивала.
Он посмотрел, насколько серьезна травма. На пятке ясно отпечатались контуры пробки, но крови не было.
Орен, не выказывая ни малейшего сочувствия, уселся напротив.
– Официально меня здесь нет. Понял? Ситуация сложная. Нужно быть очень осторожным.
– Ты что, Орен, стал плохо слышать?
– Я знаю, ты заинтересуешься не меньше меня.
– Не забудь пиджак, когда будешь уходить.
Орен достал из папки несколько черно-белых фотографий восемь на десять и ткнул одну из них Вику чуть ли не в лицо. Через несколько секунд показал вторую.
Вик уставился на фотографию, потом поднял глаза на Орена.
– А у тебя нет ее фотографий в одежде?
– Ты же знаешь Тинпена. Ему нравится делать такие снимки.
При упоминании знакомого детектива Вик фыркнул.
– В его оправдание можно сказать, что из нашей засады хорошо видна только ее спальня.
– И все равно непростительно. Разве только она эксгибиционистка и знает, что за ней наблюдают.