Сотник прикинул на глаз расстояние до бунчука, посмотрел направо, потом налево, назад оглянулся.
– А и неумны мы с тобой, поручик, – засмеялся он вдруг, погладив бороду. – На такой глупый шармиц мы туркам свою стратагему покажем… Давай свою сотню, вертай ее за те скалы, а я за бунчук забегу… Ударишь, Елисеич, как можно бойчее. Ежели двинешь враз – хорошо будет: полетят турки с камней, как вода с клеенки… Понял сказ мой?..
Разворачивая сотню перед атакой, Карабанов раскусил «стратагему» Ватнина; он велел вахмистру примотать эфес шашки ремнем к своему запястью и сказал казакам:
– Только разом, братцы!.. Знаю – устали. Знаю – трудно сейчас. Но – разом только, братцы! А там и все: пехота проскочит за нами…
Описывать вторую атаку нет смысла. Кони на разбеге даже шли слабо, спотыкаясь от усталости. Казаки, пригнувшись к лукам седел, напряженно молчали. Пики у многих были уже обломаны, острия их торчали свежей щепой.
Но постепенно всадники воодушевились, засвистели нагайки и шашки, и уже ничто не могло остановить эту гикающую и орущую от злобы лавину.
– Ги, ги, ги! – кричали казаки. – Ги, ги…
Снова началась работа. Короткая, красная, звонкая. Трусам в ней – не место! Тут было уже не до пощады, и турки, дрогнув, попятились на край ущелья.
– Аль иман! Али! Мухаммед!
– Кидай! Режь их, станишные!..
– Урус – не бей! Урус – живи хорошо!..
Но вот последний из них был сброшен в крутизну. Тогда подошел Дениска на край обрыва, глянул в пропасть и улыбнулся.
– Чисто! – подмигнул он казакам, вытирая о чикчиры шашку. – С пехтуры, братцы, по ведру чихиря с каждого взвода берем. Пущай ставят, коли мы для них такие добрые!..
………………………………………………………………………………………
Итак, сотни ушли.
Пацевич хватается рукой за сердце, говорит, что одышка, ему не дойти. Хвощинский, – ему сложили на груди руки, и он плывет над головами осиротевших людей, как знамя. Барабанщики, чтобы воодушевить усталых людей, грохочут все время, веселая дробь их заглушает посвисты пуль и крики…
И остался один он, юнкер Алеша Евдокимов, желторотый птенец. Не генерал и не полковник, даже не прапорщик, просто – юнкер. Вывести людей, пробиться с ними через теснины во что бы то ни стало, и он принял на себя командование, а люди вдруг поверили в него.
– Вот так надо воевать, – сказал Потемкин, когда в расщелине скал показался Баязет.
8
Словно предчувствуя тяжесть событий, которые уже нависали над Баязетом, офицеры в этот день собрались обедать вместе – за столом капитана Штоквица. Все настолько были утомлены, что решили на этот раз не говорить о делах гарнизона и болтали о разных пустяках.
– Господа, господа, – смеялся Некрасов, стуча ножом по тарелке, – знаменитая Орлеанская девственница, Жанна д’Арк, сожженная англичанами за колдовство, кажется, не сгорела. Мало того: она не была и девственницей. Через пять лет после своей «смерти» она вышла замуж за Шевалье дес Армуаза. Об этом в Метце найдены документы, истина которых заверена нотариусом.
– Я не думаю, капитан, – улыбнулся Штоквиц, обсасывая бледными губами жирную кость, – чтобы Вольтер мог ошибаться: скорее в этом ошибся кавалер Шевалье дес Армуаз, который взял в жены самозванку. Что скажет барон?
Клюгенау отпил воды, повертел в пальцах стакан.
– Я думаю о другом, господа… Как много ни сжигали в старину колдуний, они все-таки не переводились. Зато когда их перестали жечь, о них что-то не слыхать. Из этого я умозаключаю, что колдуньи даже любили, чтобы их жарили!
Все невольно засмеялись. Штоквиц снова потянулся к графину с вином. Исмаил-хан рассказал отцу Герасиму на ушко, что однажды, когда его полк стоял в Вильне, он остался ночевать в харчевне, а наутро – какой ужас! – нашел на столе…
Отец Герасим прыснул хохотом и огорошил офицеров стихами:
– Господа, хану повезло:
- Наутро девушка так скоро укатила
- В далекий трудный путь,
- Что на столе она забыла
- Платок, перчатки, зубы, грудь…
Через открытые окна донесся шум солдатских голосов, топотня и суматошные выкрики. Оставив обед, офицеры бросились к двери, на ходу хватая бинокли, револьверы и шашки. В крепости уже играли тревогу, по темным кривым лестницам солдаты бежали на стены, лезли на крыши цитадели.
Откуда-то издалека на Баязет наплывал какой то неровный тяжелый гул…
– Господа, что случилось?
– Братцы, кажись, наших бьют!..