Карабанов понял: к дверям уже не пробиться. Он выхватил шашку, и две сабли мгновенно обнажились перед ним. «Если что, – пронеслось в голове, – Клюгенау знает, где я, и казаки вдрызг разнесут эту лавку…»
– Убью, рвань турецкая! – заорал поручик, увидев, как подкрадывается сбоку хозяин лавочки, чтобы снять со стены кривой ятаган.
Извернувшись, он рубанул клинком под коленки сзади, рассек сухожилья – и тот уже не поднимался, только ползал по коврам. «Вот еще бы второго поддеть!» – думалось все время. Карабанов никогда не ощущал в себе такой страшной силы и ярости. Одним взмахом клинка разбросав перед собою сабли, ударил молодого турка сапогом в живот – тот отлетел к дивану. Рука третьего уже была в крови.
– Назад! Перебью всех, как щенят!
И сам отскочил назад. Рванул ковер. Так и есть: еще одна дверь, в которую скрылась Зия-Зий. По длинным переходам караван-сарая отступал, оскалив зубы, рыча зверем, даже не оглядываясь.
Звон стоял от искристой стали.
Тесно было.
– Не подходи ближе – убью!..
Выкинул вперед шашку, и в этот же момент, рядом с его клинком, поблескивая синевой, хищно вытянулось лезвие чеченской сабли. Андрей повернулся и увидел безухую голову Хаджи-Джамал-бека.
– Пей кофе, – властно сказал лазутчик, – можешь пить шербет, ешь рахат-лукум, но зачем обижать моего друга?..
Турки отпрянули.
Андрей в бешенстве влетел в кофейню, но там уже никого не было. В припадке слепой безотчетной ярости (вспомнился ему тут Дениска) рубил поручик ряды кувшинов, сметал с полок персидские, цветами писанные чашки, острые взмахи клинка – крест-накрест – рассекали навесы из хорасанских ковров.
Потом, выскочив на улицу, почти в диком вопле созвал солдат, велел окружить дом и никого не выпускать.
– Если побегут, стреляйте, такую мать!.. – приказал он.
Но – странно! – никого не нашел, хотя обыскал весь караван-сарай. Ни одного турка. И тот, с подведенными глазами, халдей или бахтиар, куда-то провалился. Даже Хаджи-Джамал исчез. Только в дальней потаенной каморке нашел Андрей брошенную Зия-Зий; девушка стояла перед ним, плачущая от испуга, стыдливо прикрываясь руками.
Карабанов при виде ее успокоился, втолкнул клинок в ножны.
– Меня бояться не надо, – сказал он. – У нас на Руси так заведено: с бабами не воевать, а лежачего не бить… Вот ты и ложись!
После встречи с Зия-Зий весь день Андрей ходил и улыбался, вспоминая подробности и того и этого, так что Ватнин даже сказал:
– С чего это ты, поручик, все жмуришься да жмуришься? Словно кот: мутовку со сметаной облизал, а теперь вспоминает…
Вечером случайно встретил Клюгенау; прапорщик сам подошел к нему и сказал:
– Мне так неудобно перед вами, так стыдно… Я ушел, а вы остались одни, и я целый день мучаюсь: хватило ли у вас денег расплатиться за все? Тем более что перед этим сказали – ни копейки у вас нету.
Андрей крепко обнял его:
– Оставим все это. Вы золотой человек. И считайте, что я согласен с вами: жизнь удивительна!.. Только скажите мне, барон, отчего вы всегда лучше других?
– Не знаю…. А если это и так, то, наверное, оттого, что я-то себя считаю хуже других.
9
Деды, помню вас и я,
Испивающих ковшами
И сидящих вкруг огня
С красно-сизыми носами!..
Ватнин сел, и дубовая лавка крякнула под ним: эк-эк-экс – тяжело, мол. Положил на стол пудовые кулаки, качнул смоляным с проседью чубом:
– Охо-хо-хо…
– Ты с чего, Назар Минаевич? – спросил Карабанов. – Или дочку вспомнил?
– До Лизаветы ли тут! Не до нее теперича. Плохо, поручик.
– А что?
– Слухи недобрые.
– Какие же?
– Да вот сейчас мимо майдана шел, так сволочь какая-то, слышу, орет: «Урус – пропал. Осман-поп!..»
– Ну и что? – рассмеялся Карабанов.
– Да ништо. Оттащил я орателя в сторону, чтобы не всем видать было… Вот-те и «што»! Опосля руки пришлось мыть. А мыла-то, сам знаешь, вторую неделю из Игдыра не шлют. Рази же это мытье? Поганство одно…
Андрей предложил ему чаю. Сотник нюхнул чашку и выплеснул содержимое на землю.
– Иди-ка ты с чаем своим!.. Не чай у тебя, а «жидкопляс» какой-то. Вот Клюгенау – тот кавказец, не тебе чета: он уж чай заварит – так заварит. Глотнешь, бывало, и Арарата не видать! А ты мне мочу верблюжью суешь…
Карабанов не обиделся. Сотник протянул мимо него могучую клешню – взял свою шашку, полученную в подарок за взятие аула Гуниб, где засел Шамиль со своими мюридами. Это была необыкновенная шашка: под рост Ватнину, сделанная для него на заказ, и богатый эфес ее доходил Карабанову почти до плеча.