Особенно,... 
66 
Справа к плечу Децима прижималась девушка, еще не поблекшая, хотя уже отупевшая от тяжкого однообразия жизни. Ее пальцы нежно гладили руку молодого человека, но взгляд был остановившийся, тусклый. Она ластилась к нему бездумно, как кошка, а Децим с таким же бездумным упорством пил неразбавленное вино.
Сегодня утром отец объявил о своем решении — поручить ему единоличное управление владениями, находящимися за пределами Рима. Что это означало? Безопасность. Да, и ссылку. Именно таким был результат многолетнего скрытого противоборства Децима с установившимися в обществе порядками и полновластием отца. Он не хотел служить в армии, и Марк Ливий помог ему избежать воинской повинности, вероятно, не сумев противостоять непрошеному, хотя такому естественному желанию уберечь единственного сына от опасности быть убитым в одной из развязанных Римом невообразимо жестоких войн. Децим подумал о Луций Ребилле, который, согласно воле Марка Ливия, займет место избранного. Тогда как он… Да, конечно, он будет очень богат и сможет время от времени приезжать в Рим и жить здесь, но вряд ли ему посчастливится сделать политическую карьеру, вращаться среди тех, кто вершит людские судьбы и правит миром.
Оторвавшись от кружки, он повернулся к сидящей рядом девушке. Отец сказал, что скоро женит его, и Децим даже не спросил, на ком. Не все ли равно? На девушке из патрицианской семьи, застенчивой и тихой, которая будет раздражать его своей рабской покорностью, или — на своенравной, взбалмошной, властолюбивой, которая станет отравлять ему жизнь. Рим, великий Рим отталкивал его, выбрасывал за свои врата, как выбросил тех жалких людей, что окружали его сейчас.
— Как тебя зовут? — спросил он девушку.
— Юстина.
Децим оценивающе оглядел ее. Растрепанные волосы, кое-как обрезанные ногти, загар простолюдинки, но тело молодое и красивое.
— Если я заплачу тебе, сделаешь все, что я скажу?
— Да, господин.
— Не называй меня господином, считай, что я равен тебе… сегодня.
Тот, кто может платить, никогда не будет равен тому, у кого ничего нет, но она не стала спорить.
Децим усадил Юстину к себе на колени и дерзко ласкал ее, попеременно прикладываясь губами то к кружке с вином, то к губам девушки, и не заметил, как в помещение вошел человек в плаще, сопровождаемый тремя рослыми и сильными рабами. Он нырнул под притолоку и остановился, оглядывая набитую людьми комнату зорким трезвым взглядом. Узнав Децима, подался вперед и наклонился к нему.
— Привет тебе, славный Альбин!
Тот вскинул затуманенный взор и увидел Марция Фабия, давнего недруга семейства Альбинов. Невозможно жить в Риме, быть выходцем из аристократической фамилии и — не иметь врагов. Противостояние представителей разных кланов, партий так же неизбежно, как борьба природных стихий. И хотя сам Децим никогда ни с кем не ссорился, это вовсе не означало, что его нельзя ненавидеть.
Нехотя выпустив из объятий Юстину, Децим осторожно произнес:
— Приветствую тебя, Фабий. Садись…
Тот не заставил ждать: опустившись на скамью, привольно развалился за столом.
— Не думай, я вовсе не собираюсь тебе мешать, напротив — хочу скрасить часы, проведенные тобою, — он понизил голос, — среди этого сброда. А такими делами, — он кивнул на Юстину, — можно заняться позднее! О твоем везении ходят легенды — не испытать ли его сейчас? Сыграем партию в кости?
Децим столкнулся с цепким, расчетливым, холодным и все же полным скрытой страсти взглядом Фабия, и у него пересохло в горле. Он был взвинчен и одновременно — глубоко в душе — сильно подавлен: состояние, совершенно не подходящее для игры. К тому же он слишком много выпил. Децим чувствовал внутреннюю силу противника: в каком-то смысле Марций Фабий уже одержал над ним победу. А тот продолжал:
— Что с того, если кто-то из нас двоих потеряет несколько сотен сестерциев? Теперь иметь деньги считается преступлением, разве не так?
Да, Децим это знал. Все боялись проскрипционных списков, о наличии которых по Риму ходили упорные слухи; в эти списки можно было угодить, просто имея большое состояние, на которое правительство пожелало наложить свою руку. После учреждения Второго триумвирата[11] множество сенаторов и просто богатых граждан бежало в Южную Италию и в провинции.
Фабий приказал принести вино и медленно пил, наслаждаясь растерянностью Децима. Тот колебался. Он опасался Фабия и в то же время боялся это показать.
66 
