Особенно,... 
68 
Главное, чтобы отец ничего не узнал, остальное — не так уж важно».
Войдя в дом Луция Ребилла, Децим велел позвать Ливию. Его попросили подождать, и он нервно томился, переступая с ноги на ногу, будучи не в силах думать ни о чем, кроме предстоящего разговора.
Наконец в глубине зала появилась высокая фигура в белом. Луций. Он подошел и поздоровался — дружелюбно, но без улыбки.
— Ливия только что встала. Она скоро выйдет. Могу я узнать, что привело тебя в мой дом в столь ранний час?
Децим заколебался, не зная, что ответить Возможно, Ливия не располагает такой суммой, а если и да, согласится ли дать ему деньги без ведома мужа? Если нет, то, начав действовать, что называется, через голову Луция, он поставит себя в весьма неловкое положение.
— Мне нужна помощь, — тихо сказал он. В лице Луция отразилось удивление.
— Помощь? — повторил он. — Что ж, я тебя слушаю.
— Дай мне денег, — выдавил Децим. — Я все верну… потом. В эту минуту он ненавидел себя — за все случившееся, за то, что приходится держать ответ перед Луцием Ребиллом, римлянином до мозга костей, умным, расчетливым и таким же жестким и холодным, как блеск отшлифованного алмаза, безупречным, как белизна сенаторской тоги.
Луций внимательно смотрел на стоящего перед ним юношу. Сейчас особенно бросалось в глаза его сходство с Ливией — то же слегка беспомощное и одновременно твердое выражение лица, теплый оттенок кожи и лишенные привычной римскому взгляду остроты и резкости черты.
Нельзя сказать, что Луцию не нравился Децим, просто он никогда не воспринимал его всерьез.
— Денег? Сколько?
— Десять тысяч сестерциев. Наступила пауза.
— Зачем?
Децим пробормотал, краснея от мучительного злобного унижения:
— Я должен одному человеку.
К счастью, на этом Луций прекратил расспросы. Он ничего не говорил, он думал. Наконец сказал:
— Это большая сумма. Но я дам ее тебе. Взамен ты должен оказать мне кое-какую услугу.
Сердце Децима радостно подпрыгнуло, и одновременно в его душу закралась тревога.
— Вряд ли я смогу чем-то помочь тебе, Луций.
— Сможешь, — отрезал тот. Потом кивнул: — Идем со мной.
Децим покорно пошел следом. Они остановились между колоннами. Здесь было темновато и пахло сырой штукатуркой. Луций невозмутимо произнес, глядя прямо в глаза собеседнику:
— Мне нужно имя — имя мужчины, с которым твоя сестра встречалась до замужества.
Ничто не удивило бы Децима сильнее, чем эта фраза. Он вытаращил глаза и молчал, между тем как Луций продолжал с потрясающей рассудительностью и серьезностью:
— Ты делаешь то, что необходимо мне, я даю тебе то, чего хочешь ты. Можешь не спешить возвращать деньги. Твой отец ничего не узнает. И не говори, что тебе неизвестно это имя.
— Но зачем оно тебе? Не понимаю. Вы с Ливией женаты два года, и, по-моему, у вас все хорошо. Что ты собираешься предпринять?
— Ничего. Я просто хочу знать. Вот и все.
— Но этот человек давно уехал из Рима и…
Луций остановил его решительным жестом:
— Это тебя не касается. Могу сказать одно: не ответишь на мой вопрос — не получишь денег.
Децим смирился. Сейчас ему нужны были деньги — остальное не имело значения. И все же он спросил для успокоения совести:
— Ливия не узнает?
— Конечно, нет. Я сам заинтересован в секретности этого разговора.
Тогда Децим произнес, подавив вздох:
— Его зовут Гай Эмилий Лонг.
В мозгу Луция вспыхнула искра. Он немедленно вспомнил. Гай Эмилий Лонг — молодой человек знатного рода. Насколько удачливый — неизвестно, но, кажется, богатый, очень богатый. И красивый. Луций стиснул пальцы. Конечно, ничего удивительного, что Ливия им увлеклась.
Децим ушел, а Луций все не мог успокоиться. В нем взыграл уязвленный собственник, и в то же время он чувствовал себя оскорбленным в каких-то искренних и глубоких чувствах. Да, Децим был прав, их брак с Ливией считался удачным и все же… Иногда Луций ловил себя на мысли, что хотел бы увидеть, как она смеется, веселится, безудержно радуется жизни, ведь ей было всего двадцать лет. Порою ему хотелось спросить: «Чего ты желаешь?». Но он не решался. Он не знал, какою Ливия была с тем, другим, и это угнетало его.
Луций вошел в комнату, где жена одевалась и причесывалась. Оказалось, Ливия почти готова: она сидела на стуле, и две рабыни заканчивали укладывать ей волосы.
68 
