Все видели, что он обхватил своего командира за шею, они крепко поцеловались. Обратно Сережка вернулся, пряча глаза, наполненные слезами.
— Человек он… такой вот, — объяснил несвязно.
— Ну, ладно, ладно, — похлопал его отец по плечу. — Еще, может быть, служить под его командованием придется. Ударил гонг.
— Пиши, — жалобно сказала Анфиса. Ирина Павловна погладила Сережку по щеке.
— Хорошим будь, — посоветовала. — Ты и так не плохой, но старайся быть лучше… Не кури, водки не пей.
— Давай-ка, сынок, — сказал Прохор Николаевич и поцеловал его, как никогда еще не целовал, долгим отцовским поцелуем. — Иди, — слегка подтолкнул в спину, — не забывай своего батьку.
Сережка вскочил на подножку. Анфиса смотрела на него долгим вопрошающим взглядом, который, казалось, говорил: «А я как же?..»
— Писать буду, — хмуро сказал он, и в его лице Ирина Павловна угадала что-то такое, что напомнило ей молодого Прохора.
Она подтолкнула Анфису к подножке, сказала:
— Ну что же вы?.. Попрощайтесь!
Анфиса робко поцеловала Сережку, он густо покраснел и помахал рукой:
— Прощайте, прощайте!..
И уже издали крикнул:
— Сохранно вам плавать по Студеному морю!..
Прохор Николаевич резко повернулся на этот возглас, тоже крикнул в ответ:
— Спасибо! Не забывай, сынок!..
Поезд, наращивая скорость, быстро уходил в сторону юга.
— Ну, вот и проводили, — запечалилась Ирина Павловна. Анфиса все еще придерживала свой беретик, и Прохор Николаевич, беря ее под руку, сказал доверительно:
— Я-то в море часто пропадаю, так вы заходите к моей жене, а то она теперь совсем одна останется…
Придя домой, Рябинины долго сидели молча, словно прислушиваясь к тишине, наполнявшей комнаты. В аквариумах плескалась рыба, тикали часы, гудел за окном океанский ветер.
— Вот он перчатки забыл, — сказал капитан.
— Носи их тогда сам.
— Да боюсь, не налезут… Хотя, — он натянул одну перчатку, — хотя, кажется, в самый раз. Ну и лапа у него выросла!
— Большой, — покорно согласилась жена.
Опять сидели молча. Прохор Николаевич, набивая трубку, заметил — как бы между прочим:
— Надо бы вот этот шкаф туда передвинуть, а то он места много занимает. А буфет к окну придвинуть.
— Да, это правильно, — ответила Ирина Павловна.
— И ремонт после войны — обязательно…
И все, что они собирались делать, — передвигать шкаф, освободить комнату, отремонтировать квартиру, — все это было в конечном счете для него. Он уже вырос, он уже большой, будущий офицер, будет приезжать ежегодно в отпуск и жить здесь.
— А ведь знаешь, Ирина, — сказал потом капитан, — мне сегодня надо уходить в море.
— Надолго?
— Да, наверное, около двух недель прокачаюсь.
С этого момента разговор перешел на другую тему. Они стали делиться планами на будущее: «Вот я после войны…» — говорила Ирина Павловна. «А вот я…» — говорил он.
Прохор Николаевич рассказывал ей о своих наблюдениях над тюленями, сделанных во время походов. Ирина говорила, что ей хотелось бы другого — море она уже знает, интересуют озера. Во многих почти перевелась рыба — почему?..
Потом она сказала:
— Оставь свою трубку, — и прижалась к его плечу. — Ты вот даже не догадываешься, наверное, Прохор, — тихо произнесла она, — что я, чем больше тебя знаю, тем больше люблю. Конечно, есть мужья, которые нежнее со своими женами, добрее, заботливее, но таких, как ты, нету!..
— Ну, спасибо тебе, — и он погладил ее волосы, свернутые в косы. — Ты, Ирина, всегда была для меня дорогой и очень… нужной…
— Я люблю с тобой разговаривать, — продолжала она радостно, — но мы так редко видимся… Ну скажи, почему нам не удается поговорить с тобой вот так, как сегодня?
— Да все как-то нет времени, — словно извиняясь, сказал Прохор Николаевич. — Но ты обожди, Ирина, вот я вернусь из похода, и мы с тобой поговорим еще.
— Хорошо, я буду ждать тебя, очень буду ждать…
Он оделся, взял чистое полотенце, шерстяные носки, поцеловал ее и — ушел…
Последняя радиограмма была получена от него 4 ноября; в ней он сообщал координаты своей шхуны: 71° 25' 08» сев. широты и 36° 44' 19» вост. долготы.
Только после войны контр-адмирал Сайманов, разбирая архив гитлеровской эскадры «Норд», случайно наткнулся на одну запись в журнале военной радиостанции города Гаммерфеста; в этой записи говорилось, что в ночь на 4 ноября 1944 года была получена последняя шифровка от подводной лодки Ганса Вальтера Швигера, которая больше никогда не вернулась в базу. Сайманову удалось отыскать и текст самой радиограммы гитлеровского корветтен-капитана; координаты, указанные им, лишь на несколько минут градусной сетки не совпадали с координатами судна-ловушки Прохора Николаевича Рябинина. Вполне возможно, что ночью противники не заметили один другого, а на рассвете схватились в жестоком сражении; можно только догадываться, как шхуна-победительница долго шла к родным берегам, пока море не залило ее через пробоины, и где-то в открытом океане капитан «Аскольда» нашел свою смерть…