– Доброй ночи, Ра-Ил, – произнесла она, улыбаясь. – Ты выглядишь уставшим.
Сирил, зажигавший светильники, услышал знакомый голос и понимающе усмехнулся. Отношения учителя с прекрасной жрицей напоминали ему его собственные схватки с Ка-Ми.
– Доброй ночи, Ола. Чем вызван столь ранний, вернее поздний визит?
Он ожидал услышать обычный ироничный или легкомысленный ответ, но глаза женщины стали на миг растерянными, а голос был тих и задумчив:
– Знаешь… мне сегодня приснился плохой сон. Он меня тревожит. В последнее время я постоянно ощущаю угрозу. Не знаю, откуда она идет, но не могу успокоиться. Постоянно думаю об этом. А ты… ничего не чувствуешь?
– Нет. – Он улыбнулся, глядя на растерянную женщину. – Неужели старшая жрица цветущей Аюлы стала верить снам, словно испуганная девчонка-послушница? Неужели прекрасная столица стала навевать тебе кошмары?
Ола прикусила алую нижнюю губу, нахмурилась, но тут же улыбнулась и произнесла с прежней насмешливостью:
– Тебе, конечно, живется спокойнее. Сидишь в своем захолустье, зачаровываешь дождик для крестьянских полей и отводишь шторма от лодочек рыбаков.
– Эти крестьяне и рыбаки кормят твою обожаемую столицу. А до ваших интриг мне нет никакого дела.
Улыбка женщины вдруг стала слишком понимающей и сочувствующей:
– Ра-Ил, послушай, ты можешь вернуться в любое время. С твоими способностями и силой глупо продолжать сидеть в этой жалкой дыре. Я говорила с Кором. Он готов забыть обо всем, что ты наговорил ему. Но, конечно, тебе нужно извиниться.
Жрец поднялся, оперся кулаками о стол, нависая над шаром и лицом женщины:
– Передай Кору, что я не возьму обратно ни одного слова. Он бездарный маг и жадная скотина. Его место не на троне верховного жреца, а у выгребной ямы в качестве младшего помощника чистильщика. Я не собираюсь служить придворным шаманом у императора, к которому он имеет столь сильное пристрастие. Если он хочет вести войны, пусть справляется собственными силами – без прирученных молний и ветра, дующего в корму.
– Но, послушай, нам самим выгодно…
– Мне это не интересно. Я буду продолжать зачаровывать дождик и водить в море лодки.
– Ты упрям и глуп, – с достоинством произнесла Ола. – Ты можешь сколько угодно продолжать делать вид, что тебе нравится оставаться в этом убожестве. Но если не хочешь думать о себе, подумай о своих учениках. Из-за своего ослиного упрямства ты запер их в нищей норе и лишил возможности проявить способности, а также занять место, подобающее их происхождению.
Ра-Ил шумно выдохнул и опустился на прежнее место. Этот разговор и подобные ему повторялись каждую неделю с удручающей регулярностью. Лестью, насмешками, а иногда и откровенным шантажом Ола пыталась выманить его обратно в Аюлу. Но каждый раз неизменно натыкалась на «ослиное упрямство» и отступала.
– Ладно, поступай, как знаешь, – заявила она наконец, и ее лицо в шаре стало постепенно таять. – Но мое терпение может рано или поздно закончиться.
– Я тоже был рад тебя видеть, – сказал он пустой сфере и отодвинул ее на прежнее место.
Больше они не виделись и не разговаривали. Через три дня прекрасная, цветущая Антарина была расколота невероятным по силе природным катаклизмом. И те, кто жил в центре материка, погибли первыми…
Рамон открыл глаза, просыпаясь от назойливых гудков будильника. Перед глазами все еще стояло южное небо, видимое через треугольное окно, бесконечная полоса моря и лицо женщины, которая была мертва уже несколько тысячелетий.
Проклятый даханавар! Воспоминания, от которых лугат отказался давным-давно, назойливо возвращались. Интриги многовековой давности, любовь, уничтоженная в незапамятные времена, земля, само существование которой превратилось в легенду…
Вьесчи поднялся с дивана, вынул из ящика стола плоскую коробку, сунул ее в карман. Когда он проходил мимо комнаты Дины, увидел, что та сидит у телевизора, смотрит прогноз погоды и сосредоточенно записывает что-то в блокнот…
Вилисса явно заждалась его. Дверь открылась сразу. Поразительная особенность всех некромантов – полная уверенность в своей силе и ни грамма осторожности.
Пентхаус Доны не удивил Рамона. Нечто подобное он и представлял. Много света, зеркал и блестящего паркета. В просторном холле вместо люстры – светильники в виде длинных, острых кристаллов. Светло-бежевые стены. В углу – узкая ваза с причудливо изогнутыми ветвями, покрытыми искусственным снегом.