Они сделали шаг к следующей загадке и остановились. Надя чувствовала, как он прижался к ней бедрами. От ощущения его возбужденной плоти под одеждой жаркая волна окатила ее с головы до ног.
На этот раз его ладони легли не в ее руки, он обнял Надю за талию, в какое-то мгновение коснувшись ее груди. Она вздрогнула, дыхание сбилось.
— Протяни руку влево, — проговорил он хриплым голосом. — Чуть дальше.
Мысли ее смешались. Сердце забилось в ее груди большой птицей. Наконец она нащупала край нужного листа.
— Что ты чувствуешь?
Его… Она ощущаете кругом только его запах. Цветы и солнце мешали ей узнать запах.
— Чабрец?
Его объятия усилились, и тут же он отпустил ее. Сразу стало его не хватать. Но тут теплая ладонь легла ей на щеку, заставив повернуть голову влево. Она ощутила его губы на своих губах.
Наконец он снял повязку с ее глаз.
— У тебя есть выбор. Либо мы продолжаем экскурсию по саду. Либо возвращаемся в квартиру.
Страсть горела в его глазах, и Надя перевела дыхание. Снова это восхитительное чувство. Кажется, придется подчиниться его желанию. Тем более что выбора все равно не было.
Или был?
Он провел пальцами по ее губам, отчего голова у Нади сладко закружилась. Нет. Нет у нее никакого выбора. Она не выстоит слишком долго. Несмотря на ее попытку возненавидеть его, приходится признать свое полное поражение: она все еще любит своего мужа.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Они расстались с Лукасом всего-то несколько часов назад, а ей казалось, прошла целая вечность. Ей не терпелось побыстрее рассказать ему о своих успехах по работе в благотворительном фонде. Список потенциальных благотворителей, который он ей предоставил, плюс имена, которые она прибавила сама, получился длинным, и потребовался целый день, чтобы обзвонить всех. В итоге денег набиралось гораздо больше, чем она рассчитывала. Кажется, предстоящий аукцион соберет самую крупную сумму средств за всю историю существования библиотеки. От мыслей о делах ее отвлек звонок мобильника в сумочке. Конечно же, это был Лукас. Поинтересовавшись ее настроением и наговорив кучу милых комплиментов, он сказал:
— Я не хочу, чтобы ты поехала домой на электричке. Паоло к твоим услугам в любое время, пока меня нет.
Так вот по какой причине около крыльца стоял этот роскошный лимузин! А она-то еще подумала, с какой стати ему тут появиться. Да и тот тип, который пялился в сторонке, оказался водителем, нанятым Стоуном.
С одной стороны, Наде льстило то, что Лукас позаботился о ней. С другой стороны… немного укололо: словно она могла сотворить какую-нибудь глупость.
— Знаешь, я не настолько глупа, чтобы ездить в электричке в такое время суток. Я хотела взять такси.
— Я меньше буду беспокоиться о тебе, зная, что ты в безопасности.
В его голосе звучало столько искренней заботы о ней, что она растаяла. Лукас переживает за нее! Словно и в помине не было этих долгих лет разлуки!
— Мог бы предупредить, что нанял водителя для меня.
— Я так был занят тобой, что совершенно забыл взять твой номер телефона, — скаламбурил он.
Пульс Нади участился при воспоминании об их последней встрече. Да уж… Было от чего потерять голову. Они провели в постели не только весь субботний вечер, но и большую часть воскресного дня. Кажется, ее щеки вспыхнули. Она опустила глаза.
— Спасибо за заботу, Лукас.
Паоло открыл дверцу, и Надя покорно села в машину. Как приятно было снова оказаться в салоне приличной машины, лимузина элитного класса, к уровню которого она привыкла с детства.
Лукас продолжал:
— Мы с тобой постарались устроить хаос в твоей квартире, так что я попросил Эллу прибраться.
Сердце застучало при одном воспоминании о том, что они вытворяли на кухне… В ход пошли и обеденный стол, и все, что было тогда на нем, — крем для пирожных, клубничный джем и шоколадный соус.
Ее бросило в жар.
— Я уже убралась. Но спасибо.
— Ты уверена?
— Да. Мой отец сомневался в том, что я смогу прибирать за собой сама. Так что пришлось научиться. Доказала, что он не прав.
Пусть это звучало глупо, но ей нравилось, когда все кругом блестело и то, что все это она сделала сама.
— Эверетт всегда тебя недооценивал.
— Знаю. Но как оказалось, мои достоинства не ограничиваются одной только смазливой мордашкой, — наконец высказала она фразу, которая давно уже жгла ей язык.