12 
— Нет, конечно нет! Я верю тебе, как и прежде. Ты никогда не давал повода сомневаться в тебе. И после смерти отца очень помогал и помогаешь мне, — поспешно ответил Себастьян, накрыв своей рукой руку священнослужителя.
— Тогда, прошу, последуй моему совету.
Эти слова окончательно перевесили чашу весов Себастьяна. Он вздохнул и проговорил:
— Но ведь у нее две дочери. Что станет с ними?
— Они занимаются тем же ремеслом, что и их мать, и тоже должны понести наказание. Суд решит степень вины каждой из них в отдельности, равно как и степень наказания.
— Я вижу, ты все продумал. Предусмотрителен, как всегда.
Ансельмо ничего не оставалось, как пожать плечами. Потом он спросил, желая окончательно расставить все точки над "i":
— Так ты поддержишь меня?
— Да, — едва слышно проговорил Себастьян. Но и этого падре оказалось более чем достаточно. На его лице заиграла одобряющая улыбка, от которой взгляд барона потеплел.
* * *
Ночь растянула по небу свой звездный покров. В лесном домике царила тишина. Все его обитатели уже легли спать. Фрида с дочерьми легли все вместе, так как кровать была всего одна, хотя летняя жара даже ночью оставалась невыносимой.
Внезапно тишина вокруг богом забытого домика взорвалась сонмом разных звуков: ржаньем лошадей, лязгом оружия, выкриками людей. Раздался грохот, и не выдержавшую удара дверь сорвало с застарелых петель. На пороге застыли с полдюжины темных фигур. У двоих из них в руках были факелы.
Фрида и ее дочери успели проснуться, повскакивать с постели — и только. Ворвавшиеся схватили их и, в чем те были, в одних ночных рубашках, выволокли из дома.
Сестры испуганно жмурились от непривычно яркого света факелов, направляемых прямо в лицо. По их щекам катились слезы, но они не произнесли ни звука. Только испуганно смотрели на свою мать.
Фрида тоже была страшно напугана. Ее страх перетекал в ужас из-за того, что она как раз понимала, что происходит. Догадка, ясная и беспощадная в своей истинности, поразила ее, едва их выволокли на улицу. Среди мрачных фигур она увидела всадника в темных одеждах, на груди которого висел крест. Падре Ансельмо. Он с суровой непреклонностью наблюдал за всем происходящим. Инквизитор до мозга костей!
— Что здесь происходит? — все-таки выкрикнула Фрида, ничуть не смущаясь за свой внешний вид.
— Вы — нечестивицы! Вы обвиняетесь в колдовстве и ереси и скоро предстанете перед церковным судом. Грядет воздаяние за все ваши грехи! Уведите их!
Девушек и их мать связали, посадили на телегу и повезли в замок. Почему именно туда? Просто нигде больше тюремных камер не было, а в подвалах замка располагались обширные казематы.
В довершение всего монахи подожгли дом. Их даже не остановило то, что он стоял посреди леса. Вскоре старенькая хижина полыхнула ярким костром.
К вящему ужасу сестер их поместили отдельно от матери, так что они не могли видеть друг друга. Даже слышали с трудом.
В камере было сыро. Где-то высоко под потолком маячило единственное крохотное окошко. Постелью узникам служил лишь ворох соломы. Благо, она была сухая — словно кто-то заранее знал, что скоро здесь появятся узники. Хотя, наверняка, так оно и было.
Сгрудившись на этой соломе и прижавшись друг к другу, Селена и Милена дрожали от страха и холода. Сейчас они походили на двух загнанных зверьков. Обнявшись, они тихо плакали.
Фриду заперли точно в такой же камере. Она нервно мерила ее шагами и в своей белой развевающейся ночной рубашке походила на привидение. Тревога билась в ее груди пойманной птице. Она знала, что просто так им отсюда уже не выбраться. Ансельмо затеет публичный процесс, обвинит во всех грехах, которые только сможет придумать. От одной этой мысли все внутри нее холодело от ужаса. Как и всякую мать, Фриду больше всего волновала судьба дочерей. Ей казалось, что она сойдет с ума от беспокойства за них.
* * *
На следующий день падре Ансельмо в присутствии своих двух монахов-помощников зачитал Фриде обвинение. Развернув хрустящий пергамент, он начал:
— Ты, Фрида Морадо Искадера, обвиняешься в ереси, богохульстве, творении колдовских обрядов и обмане людей, доверившихся тебе. Ты и твои дочери занимались нечестивыми делами, даже когда вас изгнали из деревни.
— Я никого не неволила приходить ко мне, равно как и никому не отказывала в помощи, — возразила Фрида.
— Молчи! — тотчас приказал один из монахов, — Еретичка!
12 
