95 
Мгновенно убрав руки за спину, Анфиса, вытаращив от ужаса глаза, состроила плаксивую мину и отрицательно затрясла головой:
– Боюсь я, барыня… при себе иметь столько-то… Ни в жисть не возьму!
– Я приказываю взять! – повысила голос Марго. Та, опять же с перепугу, схватила пачку и прижала ее к груди. – Вот и умница. Сори деньгами, я тебе разрешаю. Затащи ее в магазин, купи… что тебе там понравится. И посоветуйся с ней. А теперь идем в гостиную…
– Барыня, голубушка, – вновь захныкала Анфиса, – разрешите мне не ходить! Я и так измаялась, а там господин венгр, ее сиятельство… Право, мне неловко.
– Глупая, у графини кого только не бывает. Сброд! И всех она за стол сажает, потому что она – либералка. Ты по сравнению с ними – герцогиня. – Но самочувствие Анфисы оставляло желать лучшего, и Марго сжалилась над ней: – Ну ладно, иди к себе и отдохни. Думаю, ты привыкнешь к новому положению.
Она ничуть не преувеличивала, говоря о любви Амалии Августовны ко всякого рода сброду, поэтому, попав, наконец, в будуар графини, невольно улыбнулась. Снова поэт, художник, полупьяный артист, споры – глупейшие причем. И, разумеется, дружные восхваления, славословия – для ее сиятельства графини Шембек. А как же им без лести? Люди низких сословий при помощи лести способны пролезть в узкие щели и добиться любых благ. Вдруг Марго услышала тихий голос Медьери у самого своего уха, а его дыхание она почувствовала на своей шее:
– Вам не нравятся эти люди?
– Не нравятся, – не отрицала она.
– И мне они не по нраву. Маргарита Аристарховна…
– Да? – повернулась она к нему лицом.
Ничего грешного в его лице, глазах, губах Марго не прочла и успокоилась, устыдившись своих недавних подозрений. Люди неординарные, продвинувшиеся в своих знаниях и умениях дальше остальных, всегда кажутся другим персонами загадочными и вводят людей в заблуждение своими манерами. Тот же Медьери, обладая этим пронизывающим, проникающим в глубину души взглядом, наверняка и не думал покушаться на ее честь, имя, репутацию, а ей показалось черт знает что, как и Виктóру. Пока в голове Марго проносились эти мысли, Медьери, взяв ее за локоть и увлекая подальше от стенающих поэтов, говорил:
– Я собираюсь поехать к местной знахарке, поистине настоящей чародейке, зовут ее Феоной. Собственно, ради нее я и приехал сюда, а недавно мне стало известно, как ее найти.
Муж часто пенял Марго, что она не умеет скрывать своих эмоций, что на ее лице написаны все ее мысли, а ведь непроницаемость – это первая заповедь светской дамы, которой она обязана неукоснительно следовать. В общем, по его мнению, надо быть куклой, парадным портретом и в жизни тоже, а не только на холсте. И на этот раз Марго не смогла скрыть удивления:
– Что я слышу? От кого? От месье Медьери, поразившего нас магнетическим сеансом? От человека, знающего толк в медицине, переплывшего океаны и, оказывается, проехавшего сотни миль ради… какой-то Феоны! Неужто слава о нашей знахарке дошла и до Венгрии? Признаюсь, я впервые слышу о ней от вас, здесь такой никто не знает.
– Немудрено, Маргарита Аристарховна. То, что находится рядом, зачастую никто не замечает, а если быть точнее – не хочет замечать и признавать. По своей природе человек – дикарь, варвар, все непонятное он будет отвергать и опровергать, ибо думает он примерно так: коли мне этого не дано, то и никто другой не должен того уметь. А Феона… Ежели кто и знает о средстве, способном вызвать мнимую смерть, то только она. Не желаете ли поехать со мной? Это не столь уж далеко, всего семь верст от города.
– Непременно, – загорелась Марго.
– Предстоит ехать лесом, думаю, разумнее нам будет отправиться верхом.
– Когда поедем?
– Да хоть завтра.
– Решено, завтра. – Взглянув в сторону, Марго тихонько рассмеялась: – Поглядите, месье: поэт усыпил гостей Амалии Августовны, видимо, он так гениален, что его никто не понял. Ах да, кругом же одни дикари и варвары!
Глубокой ночью четыре человека вскарабкались по ржавым прутьям ограды, один, правда, немного замешкался, и пришлось остальным оказать ему помощь. Пискунова втащили наверх, затем скинули вниз, он шмякнулся о землю, к счастью, поросшую густой травой, тем не менее он прилично ушибся.
– Нельзя же так грубо, господа, – высказал свою обиду сыщик. Остальные присматривались к черному особняку. – Право слово, я чуть не убился из-за вас…
– Помолчите, господин Пискунов, – очень тихо, но агрессивно прорычал Кирсанов.
95 
