51 
Внутри Танву поджидал сюрприз, причем далеко не из приятных. Нахохлившись, как промокший и замерзший под дождем воробей, в противоположном от девушки углу восседал тот самый «флейтист», с которым она боролась на крыше. Абсолютно голый толстяк (кандалы на руках и ногах не считались одеждой) вжался в сиденье, подобрав под себя маленькие кривые ножки, и со злобой взирал сквозь узенькие щелочки прищуренных глазок на попутчицу. Стоило лишь в поле зрения появиться его обидчице, как толстые губы пленника зашевелились, видимо беззвучно произнося проклятия, а вся без исключения растительность на уродливом тельце встала дыбом. Не стали исключением даже волоски на омерзительных, усеявших весь подбородок бородавках. Если бы не крепкие цепи, соединявшие кандалы с крюками в стенках кареты, мерзкий толстяк непременно набросился бы на девушку и загрыз ее. По крайней мере, Танве так показалось…
– Эй, костолом, ты зачем девку привел? Подкормиться, что ли, в дороге? – игнорируя присутствие обидчицы, но, все же пожирая ее ненавидящим взором, обратился толстяк к усевшемуся напротив него палачу.
– Изобрази тишину! – попытался пресечь на корню нежелательные разговоры Вернард, но Арторис Великолепный был далеко не из тех, кого так просто заставить заткнуться.
– Вот уж не думал, что Орташки настолько прижимисты, могли бы что-нибудь и посытнее привести… Нет, ты только глянь на нее, кожа да кости! Сальца даже чуть-чуть нет, а мяско-то где, мяско?! Я же не вы, я ж не питаюсь…
Терпение палача лопнуло. Так и не дав просветить спутницу, чем же отличается рацион отвратительного существа от обычных кушаний обитателей Дома Ортанов, Вернард отвесил толстяку звонкую оплеуху и, убедившись, что ее оказалось вполне достаточно, чтобы Арторис закрыл слюнявую пасть и больше не осквернял его слух глупостями, устало откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Как ни странно, но в данный момент девушка была благодарна совсем недавно истязавшему ее здоровяку. Только боязнь нарушить его покой и схлопотать точно такую же затрещину удержала Танву от выражения искренней признательности.
Внезапно воцарилась тишина, даже люди снаружи стали меньше кричать. Однако волшебство спокойствия продлилось недолго и вскоре было нарушено протяжной трелью походного рожка. Экипаж тронулся с места, вслед за ним поехали и остальные кареты. Танва полагала, что четвертым в карете будет Тибар, и даже в глубине души надеялась на это, поскольку, хоть и ненавидела вельможу, но в его компании ей было намного уютней, чем в обществе сопящего во сне палача и отвратительного уродца, пожиравшего ее затравленным взглядом из своего угла. Белошвейка чувствовала себя крайне неуютно и не могла отделаться от ощущения, что Арторис вот-вот сорвется с цепи, запрыгнет на нее и вопьется в горло своими острыми, маленькими и к тому же косыми зубками. При данных обстоятельствах общество молодого графа было бы желательным и даже приятным, однако быстро выздоровевший вельможа предпочел компанию резвого скакуна обществу простушки, а жесткое седло мягкому сиденью. Он возглавлял небольшой конный отряд, едущий впереди медлительных, груженных тюками карет.
* * *
Поездка в карете по городу, даже в ранний час, – далеко не самое лучшее времяпрепровождение. Кроме того, что экипаж постоянно трясет, он еще и останавливается в каждом узком месте или при повороте. По площади кортеж из четырех карет и конного отряда проехал быстро, но как только они свернули на первую улочку, вот тут-то и началась настоящая морока. Сперва Танва на всякий случай отслеживала путь, изредка косясь в сторону не сводившего с нее глаз маленького уродца, готового, но физически неспособного ее искусать; потом девушка успокоилась и перестала тратить драгоценное время вынужденного бездействия на пустое занятие. Пока была возможность, ей следовало хоть чуть-чуть отдохнуть, хоть ненадолго посетить манящее царство сонных грез, чтобы наверстать упущенное и поднабраться сил в преддверии дня, который не обещал быть легким. Стоило лишь девушке опустить веки, как тут же навалилась дремота, а отсчет времени был потерян. Танва не ведала, сколько продлился ее отдых, но сладкие мгновения забытья пролетели, словно один миг. Экипаж остановился, привыкшая к мерной тряске белошвейка начала медленно приходить в себя, но нетерпеливые спутники ускорили процесс пробуждения.
– Глянь, задремала курица! – раздался над ухом девушки писклявый голосок, тут же сопровожденный смешком, столь же мерзким, как скрежет острого предмета по стеклу.
51 
