– Приветствую вас, господа! – усмехнулся граф, занявший выгодную оборонительную позицию на четвертой снизу ступени лестницы и полный решимости умереть, но не пустить врагов наверх; туда, где все еще бушевал бой и его товарищам было и без того несладко. – По одному нападете или, как привыкли, скопом наброситесь? – даже не надеясь получить ответ, спросил Тибар, пряча руку с булавою за спину.
– Выбрось кинжал… в сторону… на колени! – как ни странно, снизошел до разговора идущий по центру безликий. – Быстрая смерть – достойный приз за покорность и послушание! Облегчи свою участь! Где Виколь?!
«Как глупо, как ужасно глупо! – подумал Тибар, поднявшись на две ступеньки вверх и не собираясь подчиняться приказу. – Они-то думают, что Армантгул у мерзавки… Вся эта бойня по сути из-за ничего… Вот он – замысел инквизитора! Стравил нас с гаржами, подлец. Кто победит, не важно, выжившая сторона ослабеет, и тут появится он, непременно в чистеньком камзоле и на белом коне! Впрочем, гибель ортанов и гаржей лишь дополнительный приз. Ему нужна реликвия, он жаждет ее получить совсем с иной целью!»
– Мы дважды не повторяем, – произнес старший в троице безликих.
Молчание почему-то испокон веков считалось знаком согласия. Так и не услышав от графа ни решительного «нет», ни ответной колкости, командир гаржей подумал, что тот колеблется, но уже морально готов сложить оружие и покориться судьбе. Жестом приказав соратникам остановиться, убийца шагнул на нижнюю ступень лестницы, и, держа в вытянутой правой руке нацеленный в кадык Тибара меч, протянул левую руку ладонью вверх в надежде на то, что подавленный, находящийся в прострации противник отдаст ему свой кинжал.
В чем-то гаржа оказался прав, но в то же время во многом и ошибся. Кинжал действительно лег в его открытую ладонь, но уже в следующий миг из-за спины вроде бы сдавшегося на милость победителей графа вылетела булава и снесла с плеч голову командира вместе с зеркальной маской. Хруст проломленного черепа и отделившихся друг от друга шейных позвонков не поверг безликих убийц в шок, а, наоборот, послужил сигналом для одновременной и очень мощной атаки. У Тибара не было времени выхватить из ладони еще стоявшего на ногах обезглавленного тела кинжал, вместо этого граф пнул труп ногою в грудь, рассчитывая, что окончательно мертвый убийца собьет с ног своих еще живых товарищей. Но тут он просчитался, тело с грохотом повалилось на пол, так и не задев никого. Один гаржа отскочил в сторону, а затем ушел в глубокий выпад. Почти в тот же миг его острый и легкий меч проскользнул между опорами лестничного ограждения и пронзил вельможе правую ногу, как раз в том самом месте, где он ее недавно сломал. Другой нападавший вдруг взмыл высоко вверх, сгруппировался, перевернулся в воздухе, оттолкнувшись ногами от потолка, пролетел над головою Ортана и приземлился на лестнице за его спиною. Тяжелая рукоять меча опустилась на графский затылок. Оба удара настигли Тибара почти одновременно. Не потерявший сознания, но ощутивший сильную боль сразу в двух местах вельможа пошатнулся, утратил равновесие и упал, сломав при падении нос о перила.
Подобно двум оголодавшим стервятникам, гаржи набросились на поверженного врага. Их мечи взмыли в воздух и были готовы опуститься на голову и спину графа не один десяток раз, но тут произошло невероятное, в этот миг свершилось настоящее чудо. Каменный пол вдруг сотрясся, заходил ходуном, а затем разверзся, как мифические врата Преисподней, о которых все слышали, но никто из живых пока еще не видел. Пока гаржи балансировали, неестественным образом изгибая свои костлявые тела, чтобы устоять на ногах, из открывшейся дыры, заполненной отнюдь не адским пламенем, а голубоватым сиянием, появилась пара коротких волосатых ручек. Толстые, похожие на колбаски пальцы крепко вцепились в куртку пытавшегося из последних сил приподняться графа, резко рванули добычу и увлекли за собой в приятное глазу сияние. Как только добыча исчезла, дом тут же перестало трясти, а камни пола сомкнулись.
Несколько мгновений оба гаржи изумленно взирали на место, где только что находился недобитый противник, затем безликие переглянулись и, осознав, что уже все равно ничего не изменить и не исправить, приняли единственно верное решение – поспешили наверх, туда, где еще до сих пор шло сражение.
* * *
Он был мертв, он был точно мертв, а пенящаяся кровь из его открытого рта заливала Танве шею и подбородок. То ли тело спасшего девушку охранника было слишком тяжелым, то ли ее руки были слишком слабы, но, сколько белошвейка ни пыталась спихнуть лежавшего на ней мертвеца, ее попытки оказались тщетными. Пока она возилась с обмякшим телом, мир не замер, события развивались своей чередой, а сражение плавно перешло в следующую, заключительную, фазу. Выжившие после толчка, сравнимого с очень сильным землетрясением, поднялись и, не успев даже прийти в себя, вступили в бой с пытавшимися проникнуть в дом через окна гаржами. Сквозь лязг металла и грохот ударов откуда-то из другой комнаты доносился бас огорченного недостаточно умелыми действиями своих солдат Кавустина. Танва не запомнила тех длинных, красочных и очень грубых тирад, которыми взбешенный учетчик щедро потчевал медлительных и ленивых, по его мнению, охранников, не только не умевших стрелять, но и меч в руках державших с трудом. Все еще тщетно пытавшаяся приподнять и спихнуть покоившегося на ней мертвеца девушка поняла лишь одно: гаржи уже внутри дома.