– Кто такая Грелка? – заинтересовался следователь.
– Да есть тут одна, – сказал мужчина, – тоже алкашка. Всех пригревает, кто нальет, потому и Грелка. А вообще-то ее зовут Ева, живет на соседней улице. Только дома вы ее не застанете, она вечно по мужикам шляется. Грелка работает уборщицей, а вот этот, – кивнул он на убитого, – нигде не работал, перебивался случайными заработками. Раньше фотографировал, неплохо зарабатывал, машина у него была. Потом спился. А еще с Пушком… то есть с Пушко постоянно пьет Батон, тоже помоечный элемент. Но где живет Батон, я не знаю.
Щукин записывал адрес Грелки, и в это время вбежал молодой опер Гена:
– Архип Лукич! Идемте со мной.
Поднялись на второй этаж – дом был из двух этажей, старый, вот-вот, казалось, развалится. Их впустила в квартиру симпатичная женщина лет тридцати.
– Расскажите, что вам продавал Пушко, – попросил опер.
– Позавчера он позвонил и предложил купить часы за пятьсот рублей. Хорошие, мужские, импортные. Цену не сбавлял. Но мне не для кого их покупать.
– Говорите импортные? – произнес Щукин. – На фирму не обратили внимания?
– Ше… Ше… – начала сосредоточенно вспоминать женщина.
– «Шеппард»? – подсказал он.
– Кажется… Да, именно так. Там с обратной стороны еще гравировка была на русском… «Роману от мамы», если не ошибаюсь. Когда я отказалась купить часы, он предложил ожерелье за тысячу рублей. Я опять отказалась, тогда он начал сбавлять цену, дошел до шестисот, а потом сказал, что за меньшую сумму не продаст, так как ему уже обещали шестьсот рублей. Я все равно не купила. Во-первых, ожерелье наверняка краденое, во-вторых, на что мне оно?
– У кого, интересно, он украл ожерелье и часы? – произнес Щукин. Глупый вопрос, но задал его просто так, обдумывая следующий. Женщина мотнула головой, мол, не знаю. – Понятно. А что за ожерелье?
– В общем-то, ничего особенного, сейчас в магазинах какой только бижутерии не продают, причем дорогой, дороже, чем то ожерелье, что Пушко мне пытался продать, есть и красивее. А это состояло из одних стекляшек, довольно массивных, особенно по центру… Да я нарисую вам. – Женщина принесла листок из тетради и карандаш, быстро нарисовала ожерелье. – Вот так приблизительно оно выглядит.
– А не говорил Пушко, кто ему обещал шестьсот рублей за ожерелье? – опять задал довольно глупый вопрос Щукин. Задал в надежде, вдруг Пушко намекнул в разговоре с соседкой что-нибудь конкретное про покупателя, мол, не тебе чета, занимается тем-то и тем-то. А это была бы уже ниточка…
– Нет. Думаю, врал, лишь бы краденое сбыть. Ему ведь давно никто не дает денег в долг, потому что он не возвращал никогда.
Щукин дал задание Гене опросить всех граждан, проживающих в двух подъездах дома-развалюхи, не пытался ли он загнать еще кому-нибудь ожерелье и часы. Затем спустился на первый этаж, вошел в квартиру Пушко, снова занялся изучением фотографий на стене. По фотографиям здорово читается жизнь человеческая. Вот Пушко выпускник школы – снимок с классом и снимок отдельный, и ничто в нем не выдает будущего алкаша. А вот с молодыми парнями на реке, держат здоровенного сома. Видать, отличная рыбалка была. Застолье. Свадебный снимок. Жена наверняка ушла от него. А вот и детишки, двое… Еще застолье. Пушко в рабочей робе с мотком кабеля на плече. И еще застолье. С друзьями и рюмками… пейзажи… Несколько фотографий не имели рамок, были приколоты к стене кнопками. Ну, а снимков, где Пушко в последние годы, нет. Ясно, не до того было мужику.
Часов и ожерелья не нашли при обыске, так что вполне возможно, что алкаша Пушко грохнули свои же собутыльники из-за бижутерии и часиков, они и за десять рублей пришьют, недорого возьмут. Что ж, дело не безнадежное. Главное – часы дорогие, к тому же на них «адрес» есть. Обыск и опрос жильцов дома ничего не дали. Единственное, что еще выяснилось, так это время смерти: приблизительно два ночи. Ну, и кровоподтеки обнаружены на теле и лице – значит, Пушко били. И били жестоко. Щукин отправился на поиски Грелки-Евы. А на улице стемнело…
Ева стояла у зеркала с сигаретой в зубах и любовалась отражением. Не своим, конечно, а тем, что сияло сейчас на ее шее. Правда, синяк на весь левый глаз может затмить любое сияние, даже солнечное, из-за него Ева и устроила себе «отгулы за прогулы». Ничего, перебьются на работе, скажет, что болела. Впрочем, похмелье было тяжелым, какая уж тут работа. Дубина совсем обнаглела, точно гонит самогон из дерьма, в которое брагу сливает после выгонки. Ева поморщилась: блин, подбитый глаз и правда «светит» больше, чем ожерелье. Фингал получился – мрак! Над скулой все сине-фиолетовое, а белок глаза кровавый. Такой пройдет нескоро. Батон приревновал к Пушку и вмазал кулаком напрямую.