69 
– Знаешь, это совсем глупо – по ногтям определять убийцу. Он их состриг, а другой вырастил. Вон и у меня ногти есть, забыл срезать. Что, я тоже убийца?
– Ответ принят, – миролюбиво сказал Руслан. – У тебя все?
– Вай! – при этом возгласе колени Севы взлетели чуть ли не до подбородка. – Такси! Сейчас объясню. Харченко заказала такси, это Макс мне рассказал, он относил ее вещи. Она уехала после ужина на такси.
– Начинать надо было с этого! Сколько сейчас? Шесть часов… Выметайся!
Руслан развернулся и газанул прочь.
Они почему-то долго молчали. Если бы не кроссовки, Алина подумала бы, что два заговорщика ушли. Время от времени она поглядывала на часы. Секундная стрелка двигалась чудовищно медленно, просто еле ползла. Казалось, прошло десять минут, а на самом деле – тридцать секунд. Через семь минут на камни перед Алиной упал дымящийся окурок. Значит, они курили. Теперь пора им уходить.
– Место – супер, – сказал первый. – Я исхожу из целесообразности. Здесь не бывает людей, но перестраховка еще никому не мешала, поэтому наше время – ночь. А вот выбрасывать надежней в разных местах, так легче запутать, понял?
Пауза. Кроссовки не двигались ровно минуту. Долго они будут любоваться природой? И вторая минута прошла, а кроссовки так и висели. Алина прикрыла веки, чтобы не видеть их. Невнятно что-то бросил второй…
– Только не забудь пригнать… – далее она не расслышала, голос первого мужчины шел издалека. Алина открыла глаза, кроссовок не было. – Чтобы не получилось, как в прошлый…
Ей было глубоко плевать на их договор, она молила бога, чтобы они поскорее ушли. Море штормило все активнее, забивая голоса.
– …не катать ее буду… – долетали обрывки фраз первого мужчины. Второго Алина так и не услышала ни разу, а первый через паузы отвечал ему: – Прикрепишь за скалу, и не унесет… Что?.. Плевать. Ну, вытащи на берег, я сам потом столкну… На этот случай я приберег кусок рельсы, привяжу к ней, и не надо будет тащить в открытое море… Я все сказал!.. Хватит!… Нет! Сегодня с девяти…
Голос постепенно растворялся в рокоте волн. С замирающим от радости сердцем Алина прислушивалась. Шум прибоя, шипение пены, шелест листвы… Голосов нет. Но она не рисковала выйти из убежища. Уже было так – длинная пауза, но тогда кроссовки сверху свисали, не видя их, Алина вышла бы и попалась. Нет, лучше выждать минут пятнадцать. От длительной и напряженной неподвижности занемели ноги, спина, шея. Ничего, это терпимо. Надо выждать еще чуточку…
Прошло тридцать пять минут. В тот миг, когда Алина решилась выйти из укрытия, испуганно екнуло сердце – снова шуршание камней! Она замерла. Частое дыхание, которое раздалось совсем близко, переполнило Алину ужасом. Но это была собака. Дворняга. Она спустилась сверху, уставилась на Алину. Чья это собака? Вдруг тех двоих?
– Пошла вон! – шепотом приказала ей Алина.
Собака жалобно заскулила. Собираясь долгое время провести в одиночестве, Алина купила в буфете воды и два бутерброда. Какие бы ни были разочарования, а голод – не тетка. Рискуя обнаружить себя, она достала из сумки сверток, раскрыла его и кинула бутерброды собаке. Та съела только сыр и колбасу, хлеб не тронула, завиляла хвостом.
Больше невозможно здесь торчать, Алина выползла из-под скалы… а тело одеревенело, ноги не слушались. Панически оглядевшись, она едва не закричала от радости. Наверху никого не было. Подхватив сумку и полотенце, Алина помчалась в пансионат, соскальзывая с валунов и сбивая в кровь ноги.
Уже на территории пансионата она перевела дыхание, рухнув в шезлонг. На пляже – никого. Впрочем, уже почти семь часов, солнце село, наступили долгие сумерки, а темнота здесь приходит внезапно – раз, и ночь. Алина открутила пробку, зашипела вода в пластиковой бутылке. Она жадно выпила почти половину, откинулась на спинку шезлонга. Ну и нервотрепка была! Посильнее измены мужа. На собственном опыте Алина убедилась, что нет ничего страшнее угрозы для жизни, хотя, возможно, никакой угрозы не было, а просто ей так показалось. Но почему-то, согнувшись в три погибели под скалой, она ощутила всем своим существом животный страх. Наверное, ее пугали не столько слова первого мужчины, сколько его интонация, голос. Голос был дьявольски бесстрастный, ровный. Когда он раздражался, в его интонациях не чувствовалось злости, а лишь пренебрежение, снисходительность или высокомерность. Наверное, это контрабандисты, говорят, на Черном море их полно.
69 
