– Андрей, а почему ты меня выбрал? – и высвободила руку. Он пожал плечами, мол, не знаю. – Еще вопрос: ты не ревнуешь...
– Когда ты с Германом? – угадал он. – Рита, я нормальный человек. Конечно, бешусь, злюсь. Ты довольна?
– Не знаю. Все это выглядит... неправдоподобно. И ты такой, извини, ненатуральный, как из сказки.
– В жизни сказок значительно больше, чем мы себе представляем.
– К тому же наивный, хотя, глядя на тебя, этого не скажешь. Я лично в сказки не верю, и вдруг мне повстречался, так сказать, принц...
– Престарелый, – пошутил Андрей. – Мне уж тридцатник стукнул.
– Нет, правда, мне встретился принц, а я... его боюсь, – наконец она сказала правду.
– Да? – рассмеялся он. – Странно. Не бойся, я в полнолуние не превращаюсь в оборотня. А если серьезно, почему бы нам не попробовать?
– На пробы может уйти вся жизнь, – грустно вздохнула Рита.
– Все равно их не миновать. Ладно, не буду тебя задерживать. Постой.
Один властный порыв – и она очутилась в руках Андрея. От неожиданности Рита замерла, широко раскрыв удивленные глаза. В следующий миг... Нельзя сказать, что его поцелуй был неприятен, а объятия грубы, и не напор испугал, а собственная слабость, даже ради приличия не сопротивлялась.
– Теперь иди, – отстранил ее от себя Андрей и включил зажигание.
Отъезжая, не оглянулся, словно обиделся. Рита поднялась к себе, одолеваемая сомнениями. Впрочем, они были понятны: она боится, избавившись от одного тирана, попасть в лапы к другому. В Андрее есть некая властность и сила, от чего Рита теряется. Потому и предпочла Германа, тот раскрыт как на ладони.
Мама слушала, подливая чай себе и дочери. Рита не спрашивала, как ей поступить, что делать, однако мама все равно высказала свое мнение:
– У русской женщины существует патологическая тяга к слабым мужчинам. Ей, глупой, кажется, что без нее он пропадет, не выживет, вот она и рвет жилы, опекая мерзавцев с лентяями. Мужики наглеют, становятся упырями, а женщины их рабынями в полном смысле этого слова. Кто виноват? Конечно, женщина. Не с моральными уродами следует нянчиться, а с детьми. Подминать себя под чужие интересы, пусть даже любимого человека, нельзя, это тоже грех, Рита.
– Думаешь, Герман моральный урод? – с надеждой спросила Рита, ей необходима была поддержка, что она поступила правильно.
– Я просто рассуждаю. А думать и решать тебе, но ты должна точно определить, чего хочешь. Ты полноправная хозяйка своей жизни, как и Герман, и Андрей. Запомни: это не главное, что ты любишь, важно, чтобы тебя любили.
Последняя фраза запала глубоко в душу. Может, мама и права. Может быть...
Мать есть мать, ей не безразлично, как живет сын с невесткой. Маратик не звонит, не приезжает ни с женой, ни без нее. Небось эта выдра его не пускает, при себе держит. Такие мысли мучили Галину Федоровну постоянно, терпеть страдания по сыну было невмочь. Собрала она сумки с продуктами – нашла предлог посетить молодоженов, взвалила килограммов двадцать на плечи и села в троллейбус. Ехала, а думы были одна тяжелей другой. Стоило представить воочию невестку, ее глупое и некрасивое личико, толком не оформившееся тельце на тоненьких ножках, два прыщика вместо женской красы – грудей, и Галина Федоровна непроизвольно издала стон. На нее оглянулись пассажиры.
Насупившись, она отвернулась к окну. Надо же, боль так и рвется наружу даже в общественном месте, так и рвется. Да и как ей не вырваться? Разве ж о такой невестке она мечтала, о ссыкухе-бездельнице, которая ее, родную мать мужа, знать не желает? Подумаешь, первые люди в городе! Да и какая из Светки первая леди? Феликса укокошили, а братец ее натуральный подонок, негодяй, мерзавец, скотина, сволочь... Галина Федоровна сморщилась, вспоминая ругательства, которыми щедро награждала Германа. Одно ясно как божий день: облапошит он Светку с наследством. «Надо проследить, документы проверить при вступлении ее в права, – подумала она. – Сама этим займусь, моим бестолочам не доверю».
Она имела опыт в подобных делах, с братом и сестрой судилась из-за наследства и выиграла. Собственно, тем судиться надоело, они и кинули желанную кость сестре, мол, подавись. И ничего, не подавилась, а получила то, что считала по праву своим. Теперь еще раз предстоит вырывать богатство невестки, правда, Герман своего не упустит. «Кто же Феликса укокошил?» – напрягала ум мать Марата. Опять же, грохнули его на свадьбе сына! Позорище! По всему городу трескотня идет, на улицу стыдно выйти, даже на рынке слышала: «Кровавая свадьба... Кровавая свадьба...» И вдруг показалось ей, что пассажиры исподволь наблюдают за ней, переглядываются, перешептываются. Хотя вряд ли ее, жену Ступина и домохозяйку, знают, а все ж показалось! «У, гниды! – обожгла их ненавистью она, заерзав на сиденье. – Назад на такси поеду».