Пуаро кивнул:
– Стало быть, грязная посуда из этой квартиры сейчас уже на кухне вашего ресторана? Вы позволите мне подняться туда?
– О, конечно, когда пожелаете! Робертс, лифтер, с радостью проводит вас туда и все покажет. Боюсь только, что вряд ли вы отыщете что-то вам нужное. Обычно там сотни грязных тарелок, и их просто сваливают в общую кучу.
Пуаро, однако, это ничуть не обескуражило. Мы вместе с ним отправились на кухню и разыскали там человека, который сегодня принимал заказ из квартиры 11.
– Обед заказывали на троих, – объяснил он. – Суп-жюльен, филе рыбы соль по-нормандски, говяжья вырезка и рисовое суфле. Во сколько? Что-то около восьми, по-моему. Нет, сэр, боюсь, что все тарелки уже помыты. Прошу прощения, да только кто мог знать? Наверное, вы хотели посмотреть, не сохранились ли на них отпечатки пальцев?
– Не совсем, – с загадочной улыбкой ответил Пуаро. – По правде говоря, меня куда больше интересует аппетит графа Фоскатини и его гостей. Скажите, они попробовали все блюда?
– Да, кажется, так. Конечно, я не могу сказать, сколько именно кто съел. Тарелки были использованы все, блюда вернулись пустыми, за исключением рисового суфле. Его еще оставалось довольно много.
– Ага! – удовлетворенно воскликнул Пуаро; казалось, услышанное его обрадовало.
Пока мы спускались в лифте на второй этаж, он шепнул мне на ухо:
– Скорее всего, мы имеем дело с весьма методичным человеком.
– Кого вы имеете в виду: убийцу или графа Фоскатини?
– Граф, судя по всему, был человеком, считавшим, что порядок – прежде всего. Обратите внимание, Гастингс: позвонив доктору и позвав на помощь, он предупредил о том, что умирает, а после этого сумел положить трубку на рычаг.
Я ошеломленно уставился на Пуаро. Вспомнив его недавние расспросы и сопоставив их с тем, что он только что сказал, я остановился. Неожиданная мысль вдруг пришла мне в голову.
– Вы подозреваете, что его отравили? – вскричал я, захлебываясь от волнения. – А потом ударили по голове, чтобы отвести подозрения?
Пуаро загадочно улыбнулся и ничего не ответил.
Мы снова вернулись в злополучную квартиру. Там уже был местный полицейский инспектор с двумя констеблями. Он было попытался воспротивиться нашему присутствию, но Пуаро мигом утихомирил его. Достаточно было только упомянуть имя нашего доброго знакомого Джеппа из Скотленд-Ярда, как инспектор стушевался и разрешил нам остаться, хотя выражение лица у него сохранялось довольно кислое. К слову сказать, мы вернулись на редкость вовремя, поскольку буквально через несколько минут дверь распахнулась, и в комнату ворвался чрезвычайно взволнованный мужчина лет сорока. Лицо его было искажено ужасом и отчаянием.
Оказалось, это Грейвс, камердинер и слуга покойного графа Фоскатини. То, что он поведал нам, прозвучало как гром среди ясного неба.
Утром накануне убийства к его хозяину пришли какие-то два джентльмена. Оба были итальянцы, и тот из них, что с виду казался старше, мужчина лет под сорок, сообщил, что его зовут синьор Асканио. Второй, по словам Грейвса, был изысканно одетый молодой человек лет двадцати четырех.
Судя по всему, граф Фоскатини ждал этого визита, потому что немедленно отослал Грейвса с каким-то незначительным поручением. Тут камердинер замялся и, потупившись, замолчал. На лице его отразилось некоторое сомнение. В конце концов, немного поколебавшись, он сознался, что, сгорая от любопытства, не сразу отправился выполнять приказ своего хозяина, а вместо этого замешкался, надеясь услышать что-нибудь интересное.
Но, к большому его разочарованию, все трое разговаривали настолько тихо, что ему мало что удалось разобрать. И все же кое-что он все-таки сумел уловить. Судя по всему, разговор шел о деньгах, и немалых. Графу угрожали. Словом, беседу эту даже с большой натяжкой никак нельзя было назвать дружеской. Под конец разговора граф, забывшись, немного повысил голос, и Грейвс услышал, как он сказал:
– Теперь у меня нет времени спорить с вами, джентльмены. Если вы зайдете завтра часов в восемь, к обеду, мы продолжим наш разговор.
Испугавшись, что его застукают под дверью, Грейвс умчался выполнять поручение своего хозяина. На следующий день оба итальянца вернулись ровно в восемь. Прислуживал за столом он и может свидетельствовать, что разговор шел о самых обычных вещах – о политике, о погоде, о театральных новинках. После того как Грейвс подал кофе и принес графин с портвейном, хозяин отослал его, сказав, что тот свободен на весь вечер.