102 
– Хочешь еще что-то сказать?! – поинтересовался моррон, с невозмутимым спокойствием глядя командиру лесного отряда прямо в глаза. – Задача поставлена, время ее выполнять!
– Я скажу… я обязательно тебе еще кое-что скажу, но чуть позже, когда выполним данное кузнецу обещание, – интригующе произнес великан, отступив назад на два шага и искривив губы в зловещей ухмылке. – Ты Гербера убил, а мы с ним Мирбиол вместе брали… Как все закончится, шкуру с тя спущу и сжевать ее заставлю!
Начав свою речь с предупреждения и закончив ее откровенной угрозой, старший над лесовиками поставил все точки над «i» и со спокойствием в душе отправился командовать отрядом. Грабл Зингер не ведал, что такое Мирбиол – город, замок иль иной укрепленный пункт – и в каком королевстве он находится? Однако моррон не понаслышке знал, что такое воинская дружба, и нисколько не сомневался, что грозный усач обязательно попытается воплотить свое обещание в жизнь, как только голова последнего из пятерки рыцарей падет с благородных плеч обладателя. Впрочем, неоптимистичная перспектива закончить свой век освежеванным моррона не волновала как минимум по трем причинам. Во-первых, люди частенько дают обещания, которые не в состоянии выполнить. Во-вторых, до будущего еще надо дожить. А в-третьих, интуиция тихонько нашептывала Граблу, что бояться ему стоит совсем не этого, что беда уже подкрадывается к нему совсем с иной стороны…
* * *
Что бы ни говорили святые отцы о первичности духовного начала и о никчемности бренной, земной оболочки, но мир воспринимается человеком именно телом, и зачастую именно от того, страдает оно или благоденствует, зависит наше душевное состояние. Жизнь не всласть, когда тело болит или испытывает хотя бы малейший дискомфорт. Больной иль изможденной трудами «земной оболочке души» нет дела до красоты живописных пейзажей, а пение птиц лишь раздражает слух, конечно, если оно еще доносится сквозь монотонный, подавляющий остальные звуки гул в липких от пота ушах.
Грабл Зингер бежал уже второй час. Он передвигал ногами быстро, но в то же время недостаточно резво и постоянно отставал, за что и получал тычки в спину от бегущего позади солдата. Местность вокруг постоянно менялась. Отряд то пересекал поле, то двигался вдоль дороги, поднимая клубы едкой, забивающейся в щели между доспехами пыли, то углублялся в чащу и петлял между деревьями, огибая буреломы да овраги. Моррон знал, что они двигались к южной границе графства, к той самой деревушке, что он указал, но его глаза не успевали запомнить дорогу. Сощуренные и разъедаемые солеными капельками пота, обильно льющегося со лба, они практически не видели ничего, кроме спины впереди бегущего да то и дело появляющихся под ногами препятствий.
Меся заплетающимися ногами то землю вперемешку с травою да кореньями, то дорожную грязь, то зыбучий песок, Грабл проклинал в мыслях будущих соратников, и особенно доставалось командующему ими верзиле-усачу. Разозленный убийством дружка рыцарь как будто специально мстил ненавистному коротышке. Он явно недооценил выносливость потомка гномов и решил загнать его, как старую клячу, вынужденную скакать в одном темпе с породистыми жеребцами. Конечно же, смерть чужака во время пробежки в тяжелых доспехах была выгодна не только командиру, но и всем остальным лесовикам, стоически переносящим немыслимые нагрузки. Уморив навязанного союзника бегом, солдаты из Гендвика отделались бы не только от убийцы собрата, но и от нежеланного поручения кузнеца.
Подобные мысли витали в голове изможденного бегом моррона, однако вслух он свои подозрения не озвучивал. Во-первых, находившиеся рядом солдаты не позволили бы ему нарушить строй, а со своего места он не докричался бы до бегущего впереди всех командира. Во-вторых, что было, бесспорно, более важно, Грабл не любил без толку молоть языком и утомлять окружающих бездоказательными, а значит, бредовыми догадками.
Уже к середине первого часа небывалого по скорости марш-броска, моррону стало казаться, что рядом бегут не люди, закованные в доспехи, а стальные големы, не знающие, что такое усталость, и неспособные ощутить обычную человеческую боль. К концу первого часа пробежки это абсурдное впечатление усилилось, и лишь когда на горизонте показалась рыбацкая деревушка Норквилд, бывшая целью маршрута, Грабл убедился, что стал пленником навеянных его чрезмерной подозрительностью заблуждений.
102 
