Грабл не был большим знатоком стратегии и тактики ведения войн; он никогда не мнил себя полководцем, но замысел командира понял сразу. Стрелки должны были, сделав крюк, незаметно переплыть через реку, чтобы занять удобную позицию на другом ее берегу. Троицы лучников было вполне достаточно, чтобы отрезать обитателям замка путь к бегству по воде. Задача же двух небольших отрядов солдат была куда проще – они должны были обойти деревню, и когда подойдут основные силы – ударить с флангов. План атаки был толков, хоть и прост, благородному Виру фон Тервику не покинуть деревню живым.
* * *
Три часа пополудни летом в Геркании – самая жаркая пора. Пот струился по телу Зингера соленым потоком, плечи моррона устали под тяжестью, казалось, удвоивших свой вес доспехов, а легкие сжались в груди, едва позволяя дышать. Однако жара была не самым тягостным испытанием, выпавшим на долю Грабла в последние минуты перед нападением на деревню. Труднее всего было ждать: неподвижно сидеть на земле среди колышущихся колосьев ржи, терпеливо наблюдать за жизнью, мерно протекавшей на деревенской околице, потеть и ждать, когда же нерешительный командир наконец-то даст сигнал к выступлению.
Непонятно, почему рыцарь медлил: то ли он ждал условного сигнала, что вспомогательные отряды вышли на позиции, то ли его заблудшая душа внезапно преисполнилась терзаниями, и он не решался начать лихое дело. Грабл не знал ответа на этот вопрос и поэтому еще сильнее нервничал. Моррон боялся – боялся отнюдь не смерти и не угрызений совести, а провалить важное поручение, не успеть за два оставшихся дня прервать жизнь пятерых рыцарей. Обкусав губы в кровь, а заодно и обгрызя ногти на обеих руках, Грабл в конце концов успокоился и твердо решил, что если в течение ближайшей четверти часа не будет отдан приказ к атаке, он возьмется за дело сам. В одиночку у него все же были кое-какие шансы незаметно прокрасться задворками через полдеревни, а затем проникнуть в замок, где, дождавшись ночи, он прервет жизнь фон Тервика.
Свершить бесшумное убийство было сложно хотя бы потому, что у него не имелось времени на подготовку и он совершенно ничего не знал о замке Мельвигор. Даже сейчас, сидя в поле в каких-то жалких пятидесяти шагах от околицы, Зингер не видел ни башен, ни крепостной стены родового гнезда жертвы, хотя если замок действительно находился посередине деревни, то они должны были грозно возвышаться над крышами приземистых крестьянских домишек.
Трудно сказать, сколько времени отряд просидел в траве, кормя мелких букашек, заползавших в щели между доспехов, но наконец-то прозвучавший приказ к выступлению прервал мучения ветеранов. Вначале откуда-то слева донеслось протяжное завывание волка, встревожившее всех собак в деревне, а затем поднявшийся в полный рост командир выкрикнул, что есть мочи: «За дело!»
Уже через миг в поле ржи зазвенели доспехи и послышались радостные голоса. Похоже, долгое ожидание боя притомило не только моррона, но и бывалых солдат. Едва поднявшись из укрытия, лесовики тут же обнажили оружие и, образовав ровную линию, быстрым шагом направились к деревне. Пошел к околице и Грабл, правда, он не спешил доставать из-за спины топор, а пока ограничился лишь тем, что прикрылся деревянным щитом. Крестьяне – странный народ; неизвестно, что им может взбрести в голову. Моррон решил поберечься от нелепых случайностей, например, от того, что кому-то из тружеников полей вдруг вздумается пострелять из самодельного лука или проржавевшего дедовского арбалета. Подленько вылетевшая из окна любого домишки стрела могла оборвать миссию Грабла в самом начале.
Небольшое расстояние от поля до ограды ближайшего дома было преодолено отрядом менее чем за минуту, но войти в деревню незаметно злодеям, конечно же, не удалось. Когда нога первого солдата пересекла воображаемую черту границы Норквилда, уже началась всеобщая паника. Первыми приближение вооруженных чужаков заметили чумазые детишки, скрашивающие свои невзрачные будни купанием толстенной свиньи в луже. Заорав, завизжав и издавая прочие громкие звуки, детвора мгновенно разбежалась по дворам, чем тут же встревожила мамаш, бабулек, дедулек и иных, не работающих в поле членов семей. В следующий миг какофония страха была усилена многочисленными женскими голосами: одни надрывно стенали, другие молились, пытаясь, наверное, докричаться до Небес, третьи просто громко вопили, неимоверно раздражая слух продолжавших движение солдат.