62 
Два рядка небольших одноэтажных домишек утопали в зелени разбитых вокруг них садиков и лужаек. Аккуратные оградки высотой всего в половину человеческого роста. Ровно вымощенная мостовая, на которой не было заметно ни выемки, ни бугорка. Черно-бело-зеленые фасады, совсем недавно подкрашенные заботливыми руками хозяев. Крыши с новенькой черепицей. И, конечно же, большие, светлые окна из настоящего стекла, а не попросту затянутые бычьим пузырем. Все это как-то не ассоциировалось у Милены с определением «свинский». Сразу становилось понятно, что жители окрестных домишек являлись людьми не только обеспеченными, но и трудолюбивыми, не жалеющими времени и сил на то, чтобы сделать свои дома приятными глазу, по крайней мере, снаружи.
С одной стороны, Милена была удивлена, узрев такое умиротворяющее, кажущееся нереальным и сказочным великолепие; а с другой, примерно так себе и представляла местность вокруг тайного оплота морронов в Мелингдорме. Дело в том, что покупкой дома занимался Мартин Гентар (естественно, не лично, а через доверенное лицо), а как было известно каждому в Легионе, старик-некромант слишком любил себя и почитал комфорт, чтобы выбрать гниющую развалюху среди бедняцких халуп. Не остановил бы свой выбор привередливый маг и на вполне сносном доме, но в той части города, где чересчур много галдящих, не дающих собраться с мыслями, громкоголосых соседей и их везде сующей чумазые носы, докучливой, кое-как воспитываемой нерадивыми родителями детворы.
Удача сопутствовала Милене с Марком на плече во время всего пути, но, как только девушке осталось отсчитать седьмой дом по правой стороне от перекрестка и постучать в его дверь, своенравная проказница сыграла с беглецами злую шутку. Не успела рыжеволосая красавица отойти от развилки дорог и на дюжину шагов, как в мирной округе вдруг стало твориться что-то неладное. Первыми, как водится, приближение беды почувствовали животные: дворовые псы залаяли, да так истошно, с надрывом, как будто почуяли рядом с будками хищников; несушки пугливо закудахтали с задних дворов, а с деревьев вспорхнули мелкие пташки, до этого момента лишь радовавшие слух моррона своим умиротворяющим щебетанием. Забавней и необычней всего повели себя окрестные коты. Не тратя времени на жалобное мяуканье и гамму прочих скрежеще-скрипящих звуков, пушистые комочки шустро покинули крыши, чердаки, подвалы и иные укромные места, выбежали на мостовую, собрались возле колодца в стайку из двух-трех десятков бешено сверкавших глазищами голов, а затем, грозно задрав хвосты и издав, подобно боевому кличу, дружное громкое «Мяу!», понеслись в конец улочки, то ли вместе спасаясь от пока еще невидимого врага, то ли, наоборот, решив первыми храбро атаковать.
Необычное поведение домашнего зверья и садовых птиц насторожило Милену, но не заставило ее сбавить шаг, а вот когда воздушные массы пришли в движение и резкий порыв ветра, сломавший пару крепких веток, чуть ли не сбил ее с ног, девушка поняла, что дело совсем плохо и что до укрытия ей добраться уже не успеть. Ни буря, ни ураган, ни иной природный катаклизм (которые, кстати, в эту часть Геркании жаловали крайне редко) не могли вызвать такую резкую перемену погоды, да еще на крохотном пятачке, вряд ли большем, чем половина городского квартала. Внезапное волнение воздушных масс, сопровождаемое паникой среди братьев меньших, могло означать только одно – сюда приближался опасный враг, обладавший завидными познаниями в магии перемещения воздушных эфиров и прочих бестелесных субстанций.
В подтверждение едва успевшему возникнуть в голове красавицы предположению воздух вокруг колодца, бывшего совсем недавно местом сборища окрестных котов, сперва задрожал и уплотнился, образовав белесую пелену, похожую на туман, а затем вдруг озарился ярким алым сиянием. У девушки был еще шанс спастись, убежать от проклятого места, но для этого ей пришлось бы бросить на произвол судьбы, а точнее, оставить на милость неизвестно кого все еще постанывающего на ее плече бесчувственного юнца. На такую жертву Милена пойти не могла, и пусть даже Фанорий с Мартином сочли бы ее поведение вполне разумным и не осудительным, сама себе отважная воительница такого низкого, подлого поступка никогда бы не простила. Она не привыкла «покупать жизнь» ценою мучений другого, пусть и малоизвестного ей существа, с которым познакомилась совсем недавно. К тому же плох тот охотник, кто, убегая от опасного зверя, оставляет в лесу трофеи; жалок тот воин, кто из трусости, в собственное оправдание, называемое предусмотрительностью, дарит добычу другому!
62 
