Ранение лишило вампира возможности действовать обеими руками, но зато боль, которую он явно ощутил, мобилизовала остаток подрастраченных сил и ускорила не только его движения, но и мыслительные процессы. Вторым мечом убийца не успел бы нанести удар по быстро промелькнувшей перед его глазами спине Милены, поэтому, позабыв о галантных манерах и прочих кавалерских ужимках, он ударил даму ногой, причем по тому самому месту красавицы, что находилось ближе всего к его тяжелому кованому сапогу.
Стальная пластина, нашитая на носок, с хрустом врезалась в незащищенный, легкомысленно подставленный под удар копчик, но жуткую, сводящую с ума боль ванг Бенфор ощутила не сразу, а только в самом конце незапланированного полета, когда, не успев сгруппироваться и подставить руки, ударилась о мостовую лбом. Боль пришла к ней одновременно с двух сторон: ту часть ее тела, что находилась пониже спины, пожирало адское пламя рези и судорог мышц, а все, что было выше поясницы, просто не ощущалось из-за спазмов как будто разорвавшейся на тысячу мелких осколков головы.
«Встать, быстрее подняться!» – пульсировала в чудом не померкшем сознании воительницы единственная и действительно жизненно важная мысль. Она тщетно пыталась подняться хотя бы на четвереньки, но непослушные руки дважды подворачивались в кистях, сводя все усилия на нет, а изводившая болью голова словно прилипла к обагренным теплой кровью булыжникам.
Не добивать лежачих – либо привилегия очень сильных, уверенных в себе бойцов, либо удел глупцов. Возможно, первым убийца и слыл, но вторым уж точно не был! Череда яростных, следовавших одна за другой схваток истощила его силы. Он ощущал боль, исходившую как от изуродованного лица, так и от бездействующей руки, и не видел ни одной более-менее веской причины, чтобы благородно стоять и ждать, пока барахтающаяся у его ног девица придет в себя и наконец-то сможет подняться.
Хоть вампиров и считают хладнокровными, расчетливыми тварями, которым чужды эмоции, но все же это не так. Упорно, хоть и недолго боровшейся за свою жизнь Милене удалось пробудить в черном сердце кровососа и ярость, и гнев. Не подскочив, а медленно, торжествуя победу, приблизившись к поверженному противнику, вампир сначала сильно пнул девушку сапогом в живот, злобно прошипев при этом что-то булькающее, нечленораздельное, а лишь затем занес меч для последнего удара.
Еще миг, и острое, покрывшееся за это утро кровью многих бойцов, в том числе одного моррона, лезвие должно было опуститься и, пронзив насквозь беззащитное женское тело между лопаток, пригвоздить его к мостовой. Однако Милене ванг Бенфор вновь улыбнулась уж было покинувшая ее Удача; улыбнулась широкой, задорной улыбкой беспечного, в кое-чем наивного, но жизнерадостного и редко подолгу унывающего кудрявого паренька.
Внезапно в затылок убийце ударил прилетевший неизвестно откуда булыжник. Надо отдать вампиру должное, он не согнулся в три погибели от мгновенно пронзившей его тело боли и устоял на ногах, от толчка лишь слегка покачнувшись. Наверное, девять из десяти злодеев, окажись на его месте, сначала бы развернулись, чтобы напасть на нового врага, а уж затем потешили бы себя завершением ритуала казни. Однако кровосос оказался не из их числа. Он явно предпочитал сначала довести до конца начатое, а лишь затем, так сказать «с чистой совестью», браться за новое дело.
Невозмутимый убийца даже не повернул головы в сторону, с которой прилетел камень. Он заново занес меч для последнего, смертельного удара, но опустить его так и не успел. В воздухе снова раздался свист, а через миг второй, раза в два, если не три более увесистый булыжник ударил по рукояти меча, не только выбив оружие из крепко сжимавшей его руки вампира, но и сломав обескураженному злодею пару пальцев.
Не издав ни стона, ни иных звуков, так часто сопутствующих первому шквалу острой боли, вампир решил обернуться, но позади него не было никого. Как отрицательный результат зачастую является самым наглядным показателем, а молчание в ответ на вопрос – самой верной формой отказа, так и абсолютная пустота вокруг сказала кровососу о многом. Улочка была совершенно безлюдна, куда-то исчезло даже бесчувственное тело юного разбойника, мирно покоившееся во время схватки с Миленой на мостовой. Исчезновение ценного трофея, пусть даже в убогой упаковке из драных кальсон, ничуть не удивило убийцу, а, как ни странно, наоборот, пояснило ему, что происходит.