Это был самый изумительный вечер, проведенный ею в Питхарли. Она невольно удивлялась про себя, почему Уолтер, такой скованный и надменный в присутствии Констанции и Марион, становится совершенно другим, когда их нет рядом. Словно два абсолютно разных человека скрываются под одной внешностью.
Эпизод с замужеством был полностью забыт, Уолтер МакНорман прощен. Гвендолин хотелось лишь одного — чтобы таких вечеров было впереди как можно больше.
Когда чаепитие закончилось и слуги унесли приборы и остатки лакомств, веселье приобрело более спокойный характер. Леди Джулия достала вечное вязание и, устроившись в глубоком мягком кресле, принялась щелкать спицами. Уолтер постоял немного у окна, потом присел на подоконник. Вся комната была перед ним как на ладони.
Гвендолин сидела на диване, подогнув ноги, и с блестящими глазами внимала каждому его слову. Уолтер рассказывал о своих путешествиях по Востоку. Это было настолько увлекательно, что Гвендолин даже не могла поверить в то, что все это происходило с ним на самом деле. Николас Кармайкл успел сходить в свою комнату за пачкой листов и карандашом, и теперь усердно рисовал что-то. Учитывая то, что его кресло стояло как раз напротив Гвендолин, а также частые взгляды, которые он кидал на девушку, нетрудно было догадаться, кого он избрал моделью.
— Что вы там рисуете, Николас? — внезапно спросил Уолтер, закончив очередную захватывающую историю.
— Гвендолин, — невозмутимо ответил Кармайкл, не отрываясь от работы.
Он один из всех мужчин, приехавших вместе с Марион, называл Гвен по имени, объясняя это тем, что само его звучание вдохновляет его на шедевры.
— Меня? — встрепенулась Гвендолин. Она одна не замечала трудов Николаса, слишком поглощенная рассказами Уолтера. — Не надо меня рисовать!
В голосе девушки прозвучал настоящий ужас. Кармайкл тут же опустил карандаш.
— Почему, Гвендолин? — рассмеялся Уолтер. — Неужели вам не интересно?
— Я не люблю, когда меня рисуют, — пробормотала недовольная Гвендолин.
И когда фотографируют тоже, хотелось добавить ей. Рисуйте красавицу Марион, а меня оставьте в покое. Хватит с меня моего отражения в зеркале.
— Предрассудок, — презрительно фыркнул Николас и продолжил работу.
Гвендолин залилась краской. Теперь ее сочтут капризной девицей, которая набивает себе цену.
— Гвен, милочка, ты просто не обращай внимания на художника, — успокаивающе проворковала леди Джулия. — Мне очень интересно посмотреть, что получится у мистера Кармайкла.
Гвендолин пожала плечами, делая вид, что ей все равно. Они не догадываются об истинной причине ее нелюбви к портретам и фотографиям, и замечательно. Пока они думают, что это всего лишь девический каприз и желание пококетничать, она готова позировать.
— Гвен, вы к себе несправедливы, — раздался голос Уолтера.
Никто не обратил внимания на его слова, все были слишком заняты своим делом. Но Гвендолин медленно повернулась к нему и, встретив понимающий взгляд его черных глаз, покраснела еще сильнее. Он видит. Он догадывается. Ну и пусть. Она гордо вздернула голову. Мнение всех этих людей не страшит ее!
— Я считаю, что художникам не стоит растрачивать свой талант на меня, — отчеканила она. — Николас, вы зря тратите время. Вам следовало выбрать более достойный объект. Мисс Гастингс, например…
— Только не говорите мне о Марион! — воскликнул Кармайкл с неподдельным ужасом. — В жизни больше не буду ее рисовать!
Гвендолин стало жаль беднягу. Видимо, его сердце больше не в состоянии выдерживать страдания, которым его подвергает златокудрая Марион.
— А в чем дело? — насмешливо спросил Уолтер. — Чем она так не угодила вам, Ник?
Гвендолин была готова растерзать Уолтера за бесцеремонность. Неужели трудно догадаться? Ник, как и все остальные, безумно влюблен в нее без всякой надежды на взаимность. Или в Уолтере говорит ревность?
— Она ничего не понимает в живописи, — буркнул Николас. Эта тема была ему явно неприятна.
— Но разве модель должна разбираться в живописи? — искренне удивилась наивная леди Джулия.
Она-то не чувствовала истинной подоплеки этого разговора. Гвендолин сидела как на раскаленных углях.
— Конечно, это совершенно необязательно! — воскликнул Николас, продолжая яростно терзать бумагу. — Но Марион считает, что художник должен лишь отображать ее красоту, а еще лучше приукрашать ее. Что такое искусство никак не укладывается в ее хорошенькой головке!