119 
– На меня глядя?
– Возможно.
– Пожалели, значит, – усмехнулся Саша.
– Допускаю. Я сейчас, извините, до ветру выскакивал, так чуть задницу не отморозил, хотя сортир у нас хороший, в сарае, не дует, а вы двенадцать верст отмахали. Вот я вам и посочувствовал в стихотворной форме. Вы ведь не чужды литературе, кажется?
– Да, люблю читать. Конечно, когда есть что.
– С этим здесь туговато, – согласился Алферов, – раньше вас учительница снабжала книгами, а теперь ее нет. Почему бы вам с новой не познакомиться? Тоже молодая, интересная.
В ответ Саша хмуро промолчал – вопрос был бестактный.
– Не нравится, значит, – засмеялся Алферов, – вот видите как вы вольготно живете, Панкратов. Для заключенного, для тысяч заключенных, для сотен тысяч заключенных, – он многозначительно посмотрел при этом на Сашу, давая ему возможность оценить громадность цифры, – так вот, для заключенных женщины вообще недоступны. И уж если кому-нибудь выпадет такое счастье, то он разбираться не будет. Была бы баба. А вы привередничаете, вам подавай не только с образованием, но чтобы и по другим статьям все было на высшем уровне. Вот какая у вас вольготная жизнь.
Сашу тяготила болтовня Алферова, нашел время – сейчас, когда решается его, Сашина, жизнь.
– Что же делать человеку при такой вольготной жизни, – продолжал между тем Алферов, – тем более человеку, склонному к исторической науке? А? Тем более читать нечего…
И, не дожидаясь Сашиного ответа, заключил:
– Писать самому. А? Правда?
Понятно. Прочитал его рассказы, посланные маме. Скотина все же, мог бы помолчать об этом.
– Я ведь тоже пишу, – продолжал Алферов, – правда, не по истории, а по философии. Могу похвастать. – Он вышел в кабинет, вернулся с пачкой отпечатанных в типографии листов. – Видите, верстка моей новой книги, здесь написал, в Кежме: «Начала философии Декарта». Вы не читали Декарта? Нет? Любопытный философ, пытался соединить Бога с реальным существованием мира. Не интересуетесь философией? Напрасно. Историк должен быть философом, и наоборот.
Он помолчал, усмехнулся.
– Угадываю ваши мысли: сукин сын Алферов, читал мои работы! Влез грязными лапами в мою творческую душу. Признаюсь: да, читал, да, влез. Должность такая. И не беспокойтесь: ваши творения ушли туда, куда вы их послали. Но я ваш первый читатель и первый критик. Хотите знать мое мнение?
Пытка! Рассуждает, вместо того чтобы объявить ему его судьбу. Но надо взять себя в руки! Если занервничает, то покажет Алферову свою неуверенность в освобождении, а этого он не должен показывать: с сегодняшнего дня он свободен, и точка! И катитесь все к трепаной матери!
Без большой охоты он ответил:
– Интересно.
– С точки зрения формы – творения ваши беспомощные, наивные, даже примитивные. Эти выспренные фразы, обилие эпитетов, красивости.
Алферов налил себе чаю. Предложил Саше, но Саша отказался.
– Так вот, продолжаю. Великая французская революция – это один из самых драматических и поучительных, я подчеркиваю это слово, поучительных моментов человеческой истории. А вы пишете об отдельных лицах, об отдельных эпизодах. Для кого? Для детей, юношества, взрослого читателя? Непонятно. Какой вывод они должны сделать из прочитанного? И потом, вы не боитесь, что редактор будет искать параллели?
– Какие параллели? – не понял Саша.
– Ну как какие? У них была революция и у нас революция. Чем кончилась их революция? «Термидором», единоличной властью Наполеона, империей…
– Но, позвольте, та революция была буржуазной, а у нас – пролетарская.
– Да, да, конечно, – оборвал разговор Алферов, – ну что ж, может быть, и напечатают, конечно, если вы сами будете в порядке, как вы понимаете, произведения заключенных у нас не печатают. Так что желаю вам успеха, хотя и сомневаюсь.
Он замолчал, вытер рот полотенцем, закурил, протянул Саше коробку с папиросами.
– Я привык к своим.
– Курите свои, у меня тут и самосад курят.
Прищурившись, Алферов смотрел, как Саша вынимает папиросу, зажигает спичку, прикуривает, гасит спичку в пепельнице, которую ему Алферов придвинул, боится, что ли, что Саша кинет спичку на пол?
– Товарищ Алферов, – сказал Саша, – вчера кончился срок моей ссылки.
– Да? – делая удивленное лицо, переспросил Алферов. – Разве?
– Да, – повторил Саша, – и я уже сказал вам об этом. Я осужден на три года с учетом предварительного заключения, арестован 19 января 1934 года, сегодня – 19 января 1937 года. Следовательно, с сегодняшнего дня я свободен. Прошу выдать мне документы.
119 
