— Не просто большинство, но занять наиболее боевые посты! Не коалиционное правительство, а — революционное! Трудовая демократия должна быть хозяином в государстве.
А тут — любители поспорить, только спичку поднеси. Войтинский, по своему темпераменту, тоже:
— Мы должны дать не статистов, для авторитетности кабинета, а истинных работников.
Каменев ловит:
— Но если хотеть в правительстве большинства — почему тогда не просто взять Совету всю власть в свои руки?
Однако на этот большевицкий край тоже нельзя переклониться, это Гиммер всё время имеет в виду.
Богданов: — Опыта соправительства буржуазии и социалистов ещё нигде в Европе нет, тут есть над чем задуматься.
— Но и опыта диктатуры пролетариата тем более нет.
— Если буржуазия уйдёт из правительства — Европа откажет в кредитах.
Кротовский: — Какое ж может быть революционное правительство, если даже у социалистических министров все исполнители и департаменты будут буржуазные? Революционных администраторов у нас нет, потому и есть над чем задуматься.
А холодный твердочелюстный Дан — без Чхеидзе самый тут старший. Хоть решение и принято (впрочем, конференция меньшевиков впереди), он не верит в него, и отвергает всё равно:
— Буржуазия потому так настойчиво нас приглашает, что хочет переложить все возникшие осложнения на плечи демократии. Вот наша обстановка: справа — враждебная буржуазия и вся обывательская масса, потенциально контрреволюционная, затаившая ненависть к демократии. Слева — подавляющее большинство справедливо настороженного пролетариата. Впереди — империалистическая буржуазия Англии и Франции, со всеми их подголосками, и они уже начали поход на русскую революцию. Добровольный уход крупной буржуазии от власти, Гучкова, Милюкова, — это рассчитанная ловушка. Эта одна из форм наступления на демократию: „пусть возьмут власть и сломят себе шею!” Надо очень ещё подумать. Сейчас гораздо большее мужество требуется — не войти в правительство, чем войти.
Брамсон убеждённо:
— Нет-нет. Решение принято, проголосовали, это не пересматривается. Да, вот так парадоксально: опороченный за время войны бургфриден сейчас необходим русской революции. Не в ловушку нас зовут, а буржуазия не может не видеть, как стремительно организуется демократия, — и этому процессу она ничего не может противопоставить.
Церетели, даже мимо ушей пропустив мрачный монолог всегда мрачного Дана, отвечает Гиммеру:
— Вы присутствовали и слышали: вся программа правительства — и будет теперь наша программа, зачем нам ещё большинство? Наоборот, мы составом правительства именно демонстрируем трудящимся массам, что в общей национальной жизни буржуазные классы ещё сохраняют большое значение. А крестьянство? Опыт социалистического правительства ещё не испробован и в самых передовых странах, мы не можем быть первыми.
Да Гиммер — больше из наблюдательного задора, он и понимал, что не переспорить. Но раз напомнил Церетели программу, так —
— Всё-таки это совершенно изумительно: как они покорно проглотили все социально-экономические преобразования!
— И это самое важное.
Гоц: — Потому что кадеты в который раз показывают своё беспринципное приспособление к обстоятельствам, отказ даже от партийных основ. Как они сменили монархию на республику, или поддаются национализации земли.
— Вот пусть теперь кучка грюндеров поплатит чистоганом — мы проверим их патриотизм. С социальным фаворитизмом им придётся расстаться.
Пришли раскладывать салфетки в кольцах, подставки под ножи.
Оставался со вчера ещё один недоспоренный вопрос: будут ли министры-социалисты ответственны перед Советом?
Но приближалось к обеду, настроение легчало — и разговор перешёл на конкретное же, чёрт возьми, распределение портфелей. И это оказался интереснейший разговор.
Милюков — ясно уходит, да мы его не потерпели бы. С его отставкой — фронт империализма прорван. А — кто вместо него? Сам Львов? Терещенко? А как замечательно было бы забрать иностранные дела социалисту.
Но решительно некому.
Пошутили:
— Как? а Скобелеву?
Скобелев дураковато улыбался. Он и был уже весь апрель как бы министр иностранных дел Совета (только без языков).
Кто-то насмешливо крикнул:
— Суханова!
Усмехнулся криво и Гиммер. А насмешка-то это была богата содержанием: а чей Манифест 14 марта? А чьи руководящие идеи всей Февральской революции?