102 
Он повернулся и направился к двери.
– Дик! – окликнул его брат. – Не уходи, мне нужна твоя поддержка.
Ричард криво усмехнулся.
– Зачем? У вас есть Гастингс, Риверс, Вудвили, наконец. Они составят внушительный эскорт, когда вы отправитесь на переговоры к Кларенсу. Меня же ждут дела на Севере.
– Дик! – В глазах короля светилась мольба. – Дик, но ведь мы Йорки…
– Да-да, а Йорк, как известно, никогда…
– Не в этом дело!
– А в чем же?
Ричарду на миг показалось, что он близок к тайне, что Эдуард сейчас о чем-то поведает ему. И, наверное, он ошибся: слишком торопливо вернувшись к королю, он не сумел скрыть жгучего любопытства. Ибо Эдуард вдруг отшатнулся, и лицо его стало непроницаемым. Так ничего и не сказав брату, он прервал их встречу. Ричард тут же велел своим людям собираться и отбыл в Йоркшир.
Однако мысли о тайной власти Кларенса над братом и о доставшемся Джорджу громадном наследстве Уорвика, делавшем его почти неуязвимым, не давали Ричарду покоя. Было и другое. Порой ход его размышлений приводил к загадочной леди из Пограничья. Анна ли это Невиль или нет, но по крайней мере то, что младшая дочь Уорвика не утонула в заводи близ Барнета, больше не вызывало у него сомнений.
Да, она вполне могла скрыться и, найдя Филипа Майсгрейва, уехать с ним в дикий угол Мидл Марчез. Одно обстоятельство по-прежнему не укладывалось в голове герцога. Он собственными глазами видел, как сражались Майсгрейв и Делатель Королей, как Уорвик рухнул с лошади. Хотя что, собственно, он видел? Туманное утро, ожесточенная схватка среди кустарника в болотистой низине. Но ведь рядом с Майсгрейвом и Уорвиком был и его человек, его оруженосец, а вернее – его оружие, преданный пес.
Уже в Йорке, принимая в своих дворцовых покоях многочисленные депутации от корпораций этого города, он выбрал время, чтобы с глазу на глаз переговорить с Джеймсом Тиреллом.
– Вспомни бой под Барнетом, Джеймс, – сказал он, увлекая помощника в нишу оконного проема и делая знак стражникам, чтобы они преградили путь очередной толпе цеховых старшин. – Если не ошибаюсь, я приказал тебе нечто перед тем, как мы ввязались в сечу.
Лицо Тирелла, как всегда, оставалось бесстрастным. Его словно и не удивил вопрос Глостера.
– Я все помню, милорд. Перед битвой вы приказали мне убить барона Филипа Майсгрейва. К сожалению, меня преследовали неудачи и нанесенный мною удар оказался не смертельным. Этого не случилось бы, если бы внезапно не поднялась паника и конь барона не сделал резкий скачок в сторону. Я бил наверняка и…
– Неважно, теперь все это неважно, Джеймс. Мне нужно, чтобы ты вспомнил нечто иное. Как был убит Делатель Королей? Ты ведь был рядом и мог видеть.
– Граф Уорвик был убит стрелой в горло, – холодно проговорил Тирелл.
– Ты уверен? – подавив спазм в горле, спросил горбун.
– Я был в двух шагах. Я следил за ними обоими и все отчетливо помню. Вы сказали, что Майсгрейв – предатель, и я поверил в это, когда заметил, что он со своими людьми стремится вытеснить Уорвика с поля боя. Один из людей Майсгрейва даже добыл Делателю Королей коня. Но спустя полминуты Уорвик вдруг схватился за горло, хотя Майсгрейв и не наносил ему удара. Я видел, как герцог из последних сил пытался вырвать стрелу, застрявшую в отверстии набородника. Что-нибудь еще, милорд?
Ричард покачал головой и отпустил Тирелла. Он был поражен тем, что запамятовал о подозрении, возникшем у него во время битвы при Барнете. Он ведь тоже видел, как люди Майсгрейва окружили кольцом двух сражающихся рыцарей и эти двое, звеня мечами, искусно продвигались из самой гущи боя в сторону леса. Как мог он забыть! Наверное, на него подействовала всеобщая убежденность, что именно от руки Филипа Майсгрейва пал великий Делатель Королей.
В нишу ступил его секретарь Джон Кендел с напоминанием, что герцога ждут старейшины корпорации каменщиков по вопросу обновления городской стены. Ричард сердито взмахнул рукой.
– Пусть убираются! Разве у этих ослов нет мэра? Почему они всегда и все хотят взвалить на меня?
– Ваше высочество, многие гильдии недовольны мэром, они ожидали вашего прибытия.
– Пусть сменят своего мэра, а мне сейчас не до них.
В тот вечер он долго мерил шагами освещенный лишь одной свечой длинный покой. Его горбатая тень то увеличивалась до чудовищных размеров, преломляясь под сводом потолка, то вовсе исчезала, когда он уходил в сумрачный дальний угол и там останавливался.
102 
