— Боюсь, что этого недостаточно.
— Тебе не о чем беспокоиться. Положись на мои слова. Пуговиц на рубашке не было, поэтому она дважды обернула вокруг себя кушак от его смокинга и завязала концы.
— Ты даже не смотришь на меня. Ты что-то скрываешь?
— Нет, — солгала она.
— Тогда сядь, чтобы мы могли поговорить начистоту.
— Мне больше нечего сказать. Может быть, ты лучше отвезешь меня домой? Он встал.
— Нет, пока мы всего не выясним. Ты пугаешь меня. Судя по его голосу, он не был напуган. В его голосе слышался гнев. Она надела туфли.
— Мой последний осмотр дал прекрасные результаты.
— Когда это было?
— Весной.
— Сколько мужчин было у тебя с тех пор?
Вопрос был справедливым, но в ней зашевелилась обида.
— Много! Всем известно, что я сплю с каждым, кто попросит!
В два прыжка он оказался рядом с ней.
— Проклятие, прекрати! Сколько?
— Тебе нужны имена и адреса? — Она сжала губы, стараясь выглядеть сильной и жесткой.
— Сначала назови мне количество. Она ощутила жжение в глазах.
— Тебе придется все же поверить мне. Я сказала, что у тебя нет причин для беспокойства. Интимная сторона моей жизни тебя не касается.
— В данный момент очень даже касается. — Он схватил ее за руку — не больно, но давая понять, что она не сможет вырваться. — Сколько?
— Не смей так со мной обращаться!
— Сколько, черт побери?
— Никого не было! Только ты.
— Та-ак, — протянул он.
Его скептицизм переполнил чашу терпения Фэб, и слезы обиды покатились по ее щекам.
— Можешь не верить, если не хочешь! — Она рванулась к двери. Он перехватил ее крепкой рукой игрока и повернул так, что она, оказалась прижатой к его груди.
— Не плачь. Пожалуйста, не плачь. Не стоит из-за таких пустяков. Просто скажи мне правду.
— Никого у меня не было в течение долгого времени, — устало произнесла она. — Очень долгого времени.
Он отстранился, чтобы взглянуть на нее, и она увидела, что гнев в его глазах уступил место замешательству.
— Ты говоришь мне правду, Фэб? Правду, и ничего, кроме правды?
Она кивнула.
Он взъерошил свои волосы и помотал головой:
— Я отказываюсь понимать тебя.
— Я знаю это, — прошептала она.
Дэн упал в кресло и потянул ее к себе. Она уступила, опустившись ему на колени.
— Что нам с этим теперь делать? Ты выворачиваешь меня наизнанку с первого дня нашей встречи. — Он прижал ее голову к своей груди. — Ты сказала, что это было давно, значит, мы говорим об отрезке времени большем, чем, скажем, год?
.Она кивнула.
— Большем, чем два года?
Она снова кивнула, — Гораздо большем?
Опять кивок.
— У меня, похоже, в глазах темнеет. — Он погладил ее по волосам. — Ты действительно очень любила Флореса, верно?
— Больше, чем кого-либо.
«До последнего времени», — прибавила она про себя.
— И ты пытаешься втолковать мне, что с тех пор в твоей жизни никого не было? Фэб, он, должно быть, умер шесть или семь лет назад?
Ей придется сделать это. У них не будет никакой надежды на совместное будущее, если она не найдет в себе мужества рассказать ему всю правду и дать ему увидеть ее такой, какая она есть на самом деле, со всеми ее заморочками и прочим. Но такая степень откровенности до смерти пугала ее.
Он не сделал попытки удержать ее, когда она поднялась с его колен и подошла к кровати. Она села так, чтобы видеть его и чтобы он мог видеть ее лицо, колени ее были сведены, а руки вцепились в полы рубашки.
— Артуро был голубым, Дэн. Он не был моим любовником. Во всех отношениях он был мне отцом.
Она никогда еще не видела его таким ошеломленным.
— Тогда я вообще ничего не понимаю.
После долгих лет жизни в защитной скорлупе открыться другому человеческому существу было невероятно трудно, и она никогда бы не сделала этого, но она любила его и не могла больше жить в мрачных тенях прошлого. Собрав всю свою отвагу, в бессвязных выражениях она рассказала ему об изнасиловании и продолжала говорить до тех пор, пока не увидела огоньки сочувствия в его глазах и вспышки ярости на его лице. Когда она осознала, что ей поверили, слова потекли свободнее. Она рассказала ему об ужасных месяцах жизни в Париже и о том, как она переспала со множеством мужчин, но он не выказал осуждения — лишь выражение сострадания разгладило суровые черты его лица, и это вызывало в ее душе страстное желание броситься ему в объятия. Но она осталась на месте; почти заикаясь, она пыталась описать, какое оцепенение чувствовала все эти годы и как невозможно для нее было иметь интимные отношения с кем бы то ни было.