50 
Анна вдруг ощутила леденящую тяжесть внутри. «Наверное, так рассуждал бы и Филип», – подумала она. Ее возлюбленный всегда был крайне щепетилен в вопросах чести, и ему вовсе не легко было решиться увезти ее из столицы и скрыть в стенах Нейуорта.
А Фрэнсис Ловелл тем временем склонился перед нею в поклоне и произнес:
– Я прошу простить меня, миледи, если я был излишне откровенен с вами и выказал дерзость. Однако памятью вашего великого отца заклинаю вас – сохраните в чистоте свое имя, а заодно и имя человека, который единственный из дома Йорков ни разу не уронил себя и которому я служу верой и правдой. Скройте от людей этот ваш поступок, ибо он никоим образом несовместим с именем потомков Плантагенетов, которое вы теперь носите, и может бросить на вас тень бесчестия…
Он неожиданно умолк, отведя взгляд, но уже через мгновение глаза его гневно сверкнули.
– Клянусь Крестом! С каких это пор, Уильям, вы взяли худую моду подслушивать?
Анна оглянулась и увидела приближавшегося со стороны ручья молодого Уильяма Херберта. Он был в мягкой обуви и двигался абсолютно бесшумно. На плече у него лежало удилище, а в руке он держал связку только что пойманных рыбешек.
От гневного окрика Ловелла он поначалу опешил, а затем надменно вскинул голову.
– С каких это пор, сэр Фрэнсис, вы стали позволять себе говорить со мной таким тоном?
– Я говорю с вами так, как вы того заслуживаете.
– Не вам, сэр, поучать меня, не вам читать мне моральные прописи, а тем паче оскорблять меня.
Юноша был готов постоять за себя. Лицо Ловелла побагровело от ярости, но Анне было не до их перебранки. Дернув повод, она въехала под арку ворот.
В тот день она не сразу вышла к завтраку. Леди Матильда и Фрэнсис Ловелл забеспокоились было, когда обнаружили, что ее нет в монастыре. Ловелл бросился к Дайтону, чтобы узнать, где вне стен обители может находиться герцогиня. Дайтон равнодушно пожал плечами.
– Когда она верхом, то и до горы Бакден-Пайк может доскакать.
Нет, Мираж стоял под навесом, а леди Анна не поднималась к себе после прогулки.
Первым герцогиню обнаружил молодой Уильям.
Он отправился погулять с Пендрагоном, поскольку его раздражала вся эта поднявшаяся ни с того ни с сего кутерьма. Пес сам привел его в укромное место за каменной осыпью, где лежало поваленное дерево, на котором одиноко сидела герцогиня.
Радостно поскуливая, Пендрагон бросился к ней и стал ласкаться, как неразумный щенок. Уильям приблизился.
– Вас ищут в Сент-Мартине, ваше сиятельство.
И только тут он заметил, что лицо герцогини носит следы слез. В смущении он извлек из-за обшлага рукава платок и протянул ей.
– Могу ли я чем-нибудь помочь вам, миледи?
Она приняла платок и благодарно улыбнулась ему сквозь слезы. Уильяму пришлась по душе ее улыбка. Это было странным, ибо он считал дочь Уорвика своим врагом. Но вместе с тем ему было и жаль ее.
Он подал ей руку, помогая взобраться на склон.
– Вы слышали наш разговор с сэром Фрэнсисом? – спросила Анна.
– Всего лишь несколько слов.
Пока они поднимались по осыпи, герцогиня несколько раз судорожно всхлипнула.
Неожиданно он повернулся к ней.
– Я не знаю, о каком проступке говорил с вами Ловелл, однако, клянусь Всевышним, миледи, вы не должны были позволять ему так разговаривать с собой. Он слишком высоко взлетел при герцоге Глостере, этот выскочка, и стал забывать, что ему дозволено, а что грех. И если меня он считает мальчишкой, который ничего не в силах поделать из-за опеки, то вы, миледи, госпожа и герцогиня, имеете полное право поставить его на место.
Анна грустно улыбнулась, невольно любуясь юношей. У Уильяма Херберта были пшенично-золотые ниспадающие до плеч волнистые волосы, густые темные ресницы и задумчивые голубые глаза. Он был очень хорош в своем негодовании – разящий ангел, еще по-юношески хрупкий, но с мощным очерком плеч. Настоящий воин и истинный лорд со временем.
– Я благодарна вам за поддержку, Уильям Херберт.
Он взглянул на нее с мальчишеской заносчивостью.
– Ошибаетесь, миледи. Это не поддержка. Я не забыл, что вы носите имя Невиль, а я из Хербертов, и между нами не может быть союза. Однако вы в состоянии исполнить то, что не под силу мне – унять фаворита вашего супруга, который возомнил, что он первое лицо на Севере страны после Господа Бога и герцога Глостера, разумеется.
«По крайней мере он искренен, – подумала Анна. – Наши отцы были врагами, и он также пытается возненавидеть меня. Что ж, этот мальчик честнее тех, кто прячет душевные порывы под масками чести и традиций».
50 
