55 
От небольших площадей разбегались тесные кривые улочки: Петергейм, Лоу, Хайстрит, Шеймблз. Здесь стоял невообразимый шум, запахи стряпни из харчевен смешивались с ароматами пряностей на торговых складах. По реке Уз, перехваченной мостами, сновали лодки. На одном из мостов прямо над рекой возвышалась старинная Таулорская часовня. И повсюду – несусветная толчея: мелкие торговцы предлагают свой пестрый товар, зычно зазывают покупателей торговки устрицами с корзинами на головах, сгибаясь под тяжестью товаров, бредут носильщики, бранящиеся на чем свет стоит, когда тележки зеленщиков или ручные носилки загораживают им дорогу. Среди уличных отбросов, похрюкивая, бродят свиньи, их осторожно обходят элегантные дамы в таких же, как и на Анне, деревянных башмаках-сабо. Снуют клерки с заложенными за ухо гусиными перьями, приказчики у входов в лавки хватают за руки представительных прихожан, уговаривая войти хоть на мгновение внутрь. В городских фонтанах шумливые хозяйки стирают белье, гневно отгоняя нищих, пытающихся здесь же полоскать свои грязные обноски. Над головою на длинных шестах поскрипывают вывески лавок, порой столь изукрашенные и тяжелые, что являют угрозу для прохожих, а на перекрестках расставлены ширмы с визжащими Панчем и Джуди[31], вокруг которых толпятся уличные мальчишки, толстые матроны и подмастерья в длинных холщовых кафтанах.
Анну меж тем поразило великое множество виселиц и позорных столбов в городе. На главной площади перед ратушей виднелся помост для казней, а рядом возвышалось прекрасное гипсовое изваяние Спасителя с умным и полным доброты ликом, с печалью взиравшего на страшный эшафот. Вокруг бурлила ничего не замечающая толпа.
Все эти странствия напомнили Анне давние прогулки по Лондону. Но никогда в бытность принцессой Уэльской она не ощущала столько тепла. Ее без колебаний приняли и полюбили в Йорке и как дочь почитаемого здесь Делателя Королей, и как супругу не менее популярного герцога Глостера. А ведь когда-то она стала здесь изгнанницей и опасалась шпионов короля Эдуарда и Ричарда. Ей пришлось скрыться, переодевшись в мужскую одежду и приняв имя Алана Деббича. В этом городе она познакомилась с Филипом…
Анна пыталась найти дом, который некогда принадлежал рыцарю Майсгрейву, но за эти годы столько домов в Йорке было снесено и отстроено заново, столько улиц переменили направление, а то и вовсе исчезли, что все попытки оказались безуспешными. И лишь случайно, выходя из лавки меховщика и подняв голову, чтобы полюбоваться на расхваливаемую торговцем новую вывеску, она увидела за стеной соседнего сада знакомые солнечные часы, а напротив – покатую кровлю и кованый флюгер.
Сопровождавшие ее недоумевали, отчего это их герцогиня, подобрав полы одежды, едва ли не бегом устремилась вдоль улицы. Они настигли ее лишь возле каменного дома какого-то йоркского олдермена, где она стояла, не будучи в силах отвести глаз от резных наличников окон и широких, ведущих во внутренний двор ворот.
Когда герцогиня ступила во двор, в доме олдермена началась сущая паника. Сам хозяин – толстый, взъерошенный – прямо из-за обеденного стола выбежал ей навстречу, без устали кланяясь и умоляя осчастливить посещением его дом. Герцогиня, однако, отказалась. Словно простая горожанка, она уселась на каменной тумбе у ворот и все глядела на дом, словно грешник на врата рая.
Неудивительно, что она так долго не могла найти его, хотя несколько раз и проходила мимо. У дома появились новые пристройки, окна были расширены, а когда-то белый фасад приобрел мрачный темно-коричневый цвет. У Анны едва слезы не навернулись на глаза, когда под штукатуркой она разглядела проступающие следы от стесанного изображения герба прежнего хозяина. Парящий орел, который никогда более не взмахнет своими крыльями… На этой тумбе девять лет назад сиживал вспыльчивый, острый на язык мальчишка Алан Деббич, на этом крыльце рыдала Мод Майсгрейв, а в эту высокую стрелку флюгера они целились вместе с Гарри Гондом, побившись об заклад. Сквозь пелену слез она словно воочию видела минувшее: Филипа, фехтующего с Оливером и еще двумя ратниками, проницательного Бена Симмела, сдерживающего Кумира, побратимов Большого и Малого Тома, силача Фрэнка, набожного рубаку Шепелявого Джека, щеголеватого Патрика Лейдена в сверкающей каске, из-под которой на плечи падают длинные лимонно-желтые пряди… И себя – в ботфортах, с арбалетом, в высокой шляпе с лихо заломленными на затылке полями, дерзкую и смешливую, пьянеющую от мысли о необычных приключениях и замирающую под синим взглядом прекрасного рыцаря. Сколько воды утекло с тех пор…
55 
