Особенно,... 
158 
Эрик подошел к ней и протянул корону.
— Знаешь, я завтра уезжаю.
— Да, знаю.
— Я буду скучать по тебе. Такие принцессы не растут на деревьях, верно?
Хани приготовилась услышать шутку, но рот под клоунским гримом не улыбался.
— Знаешь, как ты прекрасна, принцесса? Даже не представляешь, как от одного взгляда на тебя мое старое сердце рвется из груди.
Хани не желала этого слышать. Только не от клоуна. С ним она была слишком уязвима. Но если не от клоуна, тогда от кого? Хани попыталась отшутиться:
— Голову даю на отсечение, ты говоришь это всем принцессам.
Эрик подошел и коснулся ее волос.
— Я не говорил это никому. Только тебе.
Предательская слабость завладела всем телом Хани. Она посмотрела на Эрика умоляющим взглядом:
— Не надо…
— Ты самая милая из всех принцесс на свете, — произнес он хриплым голосом.
Хани уже не знала, с кем разговаривает, и ее начало охватывать смятение.
— Мне уже пора идти!
Она повернулась и направилась к выходу, но у двери остановилась. Не оборачиваясь и не глядя на Эрика, она прошептала:
— Мне кажется, ты — просто чудо. Она взялась за ручку двери. Повернула ее.
— Хани!
То был голос Эрика, а не клоуна. Хани повернулась.
— Я устал томиться в оковах, — сказал он.
А затем, словно в замедленной съемке, Эрик одним движением руки снял парик и глазную повязку.
Рядом с неподвижной белой маской лица шелковистые волосы казались иссиня-черными. В бирюзовых глазах застыло страдание. «Беги!» — промелькнуло в мозгу у Хани. Но она стояла как вкопанная и наблюдала, как Эрик достал огромный носовой платок, торчавший из кармана, и поднес к лицу.
— Нет, Эрик… — Хани невольно шагнула вперед.
Румяна с губ смешались с белилами на лице, исчезла огромная бровь. Хани беспомощно наблюдала, как Эрик слой за слоем стирал грим.
Это было как маленькое убийство.
У Хани начало пощипывать в глазах, но она изо всех сил боролась со слезами. С каждым движением руки клоун исчезал. Хани сказала себе, что эту утрату она должна пережить. Она уже оплакивает потерю одного близкого человека, и хуже уже быть не может. И слезы хлынули из глаз.
Он уничтожал себя собственными руками; закончив свое черное дело, бросил на пол перепачканный платок и посмотрел Хани в глаза.
На лице и ресницах остались следы грима, но в облике уже не было ничего комического. Ей открылось знакомое лицо — сильное, прекрасное, невыразимо печальное. Хани поняла, что Эрик предстал перед ней таким беззащитным, каким не рискнул бы показаться ни перед кем на свете, и это наполнило ее страхом.
— Зачем ты это сделал? — прошептала она.
— Хотел, чтобы ты меня увидела.
Такого откровенного истосковавшегося взгляда Хани никогда прежде не встречала и в тот же момент поняла, что он разобьет ей сердце так же, как и Дэш. Но даже после этого Хани была не в силах уйти. Все ее предположения о нем оказались неверными, и она поняла, что никогда не освободится от него, не узнав его тайны.
— От кого ты скрываешься?
Эрик посмотрел на нее затравленно:
— От самого себя.
— Не понимаю.
— Я гублю людей. — Он говорил так тихо, что Хани его едва слышала. — Ни в чем не виноватых.
— Я не верю тебе! Никогда не встречала человека, который был бы так добр с детьми. Ты словно читаешь их мысли, когда с ними разговариваешь.
— Они нуждаются в защите! — Его крик разорвал тишину комнаты.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Дети — то подлинное и безупречное, что есть в этом мире, и они нуждаются в защите!
Эрик начал нетерпеливо расхаживать по комнате, которая сразу стала для него маленькой и тесной. Когда он вновь заговорил, слова хлынули потоком, словно их сдерживали долгие годы:
— Хочу, чтобы было место, где всех детей можно оградить от страданий. Где нельзя разбиться на машине, заболеть, где никто их не обидит. Место, где нет острых углов и даже нет пластыря, потому что он никому не нужен. Мне хотелось бы создать место, где смогли бы жить все нежеланные дети. — Он остановился, глядя в пространство. — И я ходил бы там в костюме клоуна и веселил всех. И светило бы солнце, и зеленела трава! — Его голос перешел в шепот. — Дожди бы выпадали только ласковые, без грозы. А мои руки были бы так широки, что я смог бы обнять каждого, кто еще слишком мал, хрупок, беззащитен.
У Хани на глаза навернулись слезы.
— Эрик…
— Там были бы и мои дочери. Там, посередине, где до них не смогло бы добраться никакое зло.
158 
