Последние отзывы

  34  

Его шутливость, вполне уместная в эту минуту, ранила ее сердце: от ее хрупкого счастья не осталось и следа. Как быстро к нему вернулась обычная его, принятая у дворян, повадка, а она разлеглась тут и все страдает о том, что не смогла устоять перед этим щеголем. И слабость-то в ногах, и голова-то кружится, а ему трын-трава: будто не произошло ничего особенного… Когда он встал с постели, Розамунду стали душить слезы разочарования. Ну и подшутила над ней судьба: возлюбленный так ласкал ее да нежил, и сам открылся ей до последней жилочки, а теперь выходит, что он вовсе ее не любит!

Он поспешил к стоявшему в изголовье сундучку, и Розамунда с ужасом поняла, что он пытается зажечь свечу. Очаг в комнате не был затоплен, — стало быть, ему придется высекать огонь из трутницы. Розамунда, затаившись, ждала, когда вспыхнет свет и Генри узнает, кто она такая, и это ожидание было безрадостным…

Розамунда услышала ликующий вопль: Генри высек искру и сумел запалить фитилек свечи.

— Да будет свет! — с дурашливой торжественностью объявил он и направился с серебряным, о нескольких свечечках, подсвечником к кровати.

— Наконец-то я сподоблюсь великой милости — увидеть ваше личико, мистрис Джейн. Но начать это пиршество для глаз дозвольте с вашего соблазнительного тела.

Он направил трепещущий теплый свет ей на ноги, потом медленно повел руку вверх — к бедрам, затем еще выше. Полные груди были до того прелестны, что Генри, не удержавшись, стал их ласкать — наконец-то он увидел эти две безупречные сферы, чудо из чудес, которое столь услужливо рисовало ему воспаленное воображение…

Розамунда приметила, что он успел одеться. Правда, дублет и рубашка оставались распахнутыми, но панталоны зашнурованы и гульфик в полном порядке. С грудей он переместил свет на роскошные разметавшиеся по всей подушке волосы, явно оттягивая момент узнавания.

— Ты прекрасна, Джейн. Истинная богиня. От головы до кончиков пальцев. Где же ты пряталась от меня так долго? — прошептал он, взяв в пригоршню густые шелковистые пряди и целуя их. — А теперь, моя милая, открой мне последнюю свою тайну, — вскричал он, выше поднимая серебряный подсвечник.

Яркий свет полоснул по глазам Розамунды, и она зажмурилась. Желтые беспощадные блики плясали на ее лице, не давая разглядеть Генри — он оставался в тени. Но она услышала, как у него перехватило дыхание…

— Всемилостивый Боже, отведи от меня это наваждение, скажи, что я брежу… — простонал он, замерев. — Ты не Джейн… Ты… ты…

— Розамунда, — выдохнула она, слизывая с губ слезы, — твоя будущая жена.

Услышав ее лепет, Генри рассвирепел — глаза его метали молнии.

— Это невероятно. Но почему? Отвечай мне — почему? — Ухватив ее за волосы, он заставил ее сесть и швырнул ей скомканное платье: — Прикройся. Или тебе неведома приличествующая женщине стыдливость?

Ошеломленная Розамунда словно его не слышала, глядя на него, как зачарованная. Куда подевался ее пылкий возлюбленный, явившийся прямо из грез?

— Чем же я так тебя прогневала? — прошептала она наконец, облизнув соленые губы.

— Да тем, что ты теперь лишена невинности! — в бешенстве прокричал он.

— Но ты ведь мой муж. Все равно завтра наша свадьба. Стоит ли так убиваться из-за одного денечка?

— Ты же обманула меня! Одурачила, внушила, будто ты… это не ты… — Его голос дрожал от злости, и слова находились с трудом. — Моя жена! Нет, просто неслыханно. Соблазнить собственную невесту! О Господи, это дорогого стоит. — Тут до него дошла наконец вся нелепость свершившегося, и он расхохотался, как безумный, и даже вынужден был присесть на край кровати, сотрясая ее своим горьким хохотом.

— Ты не слушаешь меня, мой супруг, ведь все равно бы я завтра стала твоей. Отчего ж это так рассердило тебя сегодня?

Она попыталась его погладить, но он отвел ее руку:

— Зачем ты сделала это? Что за безумие овладело тобой?

— Но ведь ты сам повел меня в спальню, — коротко бросила она, утирая слезы.

— Повел, ибо был уверен, что это одна из прибывших на праздник дам, — покраснев, сказал он. — И позволь уточнить: ты пошла со мной по своей воле.

— Пошла. Я же знала, что это ты, — оправдывалась она, все более досадуя на его нелепые упреки. — Что с того, что меня зовут Розамундой, а не Джейн? Нам было так хорошо вдвоем! — При этом воспоминании глаза ее заблестели. Она втайне надеялась, что, вспомнив об изведанных только что наслаждениях, он смягчится и простит ее. Однако по его лицу поняла, что он просто ее не слушает.

  34