— Зачем ты пришел? — спросила она, наконец заметив, что он, судя по всему, и не думает уходить, а вместо этого протянул озябшие руки к камину, наслаждаясь его теплом.
— Хотел поговорить с тобой — на тот случай, если ты все еще дуешься на меня.
Вначале она даже не смогла ответить. Джессамин засмотрелась на него, любуясь сильными мужскими руками, длинными пальцами, и невольно вспоминала волшебство, которое они творили с ее телом. От этих воспоминаний по спине у пес пробежала дрожь. Помотав головой, она попыталась избавиться от этого наваждения.
— За все это можешь благодарить себя самого. Если бы ты не обманул меня…
— Я не обманывал тебя, Джессамин. Я говорил, что люблю тебя, и это чистая правда. Клянусь!
— Нельзя одновременно любить двух женщин.
— Согласен. Я этого и не утверждал, потому что люблю тебя одну.
Он повернулся спиной к камину и шагнул к ней. Джессамин вытянула вперед руки, словно умоляя его не приближаться. Но он и не пытался — вместо этого Рис просто замер на месте, не сводя с нее глаз.
— Не подходи ко мне, — предупредила она. Будь он проклят, этот человек! Для чего ему понадобилось являться сюда? А все потому, что она не выдержала и оглянулась, зная, что он стоит в дверях и смотрит ей вслед. Сама виновата — подала ему надежду! А Рис небось решил, что она готова броситься ему на шею.
— Ты, должно быть, считаешь меня мерзавцем за то, что из-за меня тебе приходится встретить Рождество в подобной дыре?
По крайней мере тут он оказался прав. Джессамин молча кивнула, даже не пытаясь возражать.
— Джессамин, я вовсе не хотел этого. Поверь мне. Но ты ворвалась ко мне, словно на поле боя — сплошные угрозы, обвинения, а за всем этим — раненая гордость… Вот я и пришел, чтобы попросить у тебя прошения.
— Прошения?.. Но за что? За то, что подло обманул меня?
— Я был бы полным идиотом, если бы попытался притвориться, что все это меня ничуть не трогает, но… будь я проклят, я совсем не то хотел сказать! Нет, я пришел извиниться, если ты приняла мои слова за непременное условие — ну, что если ты, мол, заинтересована в моей помощи, изволь подождать до Рождества. Я совсем не то собирался сказать, но ты застала меня врасплох.
Джессамин проглотила комок в горле, она и подумать не могла, что Рис испытывает угрызения совести. Или это просто притворство? Нет, подумала она, не похоже. На этот раз она готова была поклясться, что он говорит искренне.
— Считай, что твои извинения приняты. Значит ли это, что ты решил уехать раньше, чем предполагал?
— Да… наутро после рождественской ночи, если ты не передумаешь.
Сердце у нее упало.
— Но ведь до нее еще четыре дня, — горько прошептала девушка. — И что же мне делать все это время? Ты об этом подумал?
Медленная, чувственная усмешка чуть заметно искривила благородную линию его рта, которой она так восхищалась, и у Джессамин перехватило дыхание. Что за дурацкий вопрос! От досады она чуть не прикусила себе язык. Но она уже почувствовала, как на нее накатила знакомая волна возбуждения.
— Нет! — предупредила она, догадавшись, что Рис чувствует то же самое.
Джессамин отпрыгнула назад.
— Говорю тебе, я не намерена позволить превратить себя в игрушку. Уверена, что в твоем доме достаточно смазливых служанок, которым только того и надо, чтобы поманили пальцем… конечно, когда тебе прискучит развлекаться с Элинед!
Улыбка его исчезла, Рис раздраженно фыркнул:
— Может быть, ты удивишься, но я ни разу не делил ложе с леди Элинед Глинн, да и не собирался это делать!
Неужели он говорит правду? Джессамин едва удалось проглотить комок, застрявший в горле. Если бы он только ушел, если бы оставил ее в покое… Их разговор становился все труднее.
— Это, конечно, очень интересно, но вряд ли имеет ко мне отношение.
— Лгунишка! — У него вырвался саркастический смешок, и девушка свирепо уставилась на него.
— Так ты еще намерен оскорблять меня! Тебя сюда не приглашали — так что, будь любезен, убирайся!
— Хорошо, любовь моя, раз уж ты так настаиваешь… Но прежде чем я уйду, по крайней мере взгляни па то, что я тебе принес. Считай, что это рождественский подарок… во искупление вины.
Джессамин застыла как громом пораженная, когда Рис взял принесенный им сверток и принялся разворачивать его на постели. Через мгновение перед глазами Джессамин на сером шерстяном покрывале засверкала яркими красками роскошная ткань.