— Сладкая, сладкая Аннабел, я тебя так люблю, — шептал он, едва ли не впервые за много лет свободно изливая свое сердце.
Она засмеялась от радости, глядя ему в глаза.
— Я тоже тебя люблю.
Он застонал, снова поцеловал ее и закинул ее ноги себе на плечи, стараясь, чтобы она вобрала его целиком. И они забылись не в прекрасно поставленном эротическом танце, но в грубом соитии, исполненном страсти и исступления, сладостных непристойностей, горячечных ласк, глубокого и полного доверия, такого же чистого и священного, как обеты у алтаря.
Прошло много-много времени, прежде чем они вспомнили, что горячей воды нет, и, ругаясь, смеясь и целуясь, стали плескать друг на друга, что привело их обратно в постель. Весь остаток дня они занимались любовью.
Только вечером реальность ворвалась в виде громкого стука в дверь, сопровождаемого голосом Порции:
— Обслуживание номеров!
Хит долго ворчал, прежде чем обернуть полотенцем бедра и неохотно поплестись к двери. Вернулся он с пакетом из оберточной бумаги, наполненным едой. Они накинулись на сандвичи с ростбифом, сочные мичиганские яблоки и липкий, райского вкуса пирог с тыквой.
Все это они запивали тепловатым пивом, а потом, сытые и чуть пьяные, задремали в объятиях друг друга.
Было уже темно, когда Аннабел проснулась. Завернувшись в покрывало, она вышла в гостиную, отыскала сотовый и набрала номер Дина. Голосовая почта была включена.
— Знаю, приятель, Хит тебя отшил, и извиняюсь за него. Парень влюблен и не может с собой совладать, — начала она, улыбаясь. — Обещаю, он позвонит прямо с утра, и не смей искать другого агента. Я серьезно, Дин, если подпишешь контракт с кем-то, кроме Хита, мы с тобой смертельные враги, и я больше никогда слова тебе не скажу. Мало того, разнесу по всему Чикаго, что в спальне над своей кроватью ты повесил гигантский постер со своей физиономией, что, возможно, чистая правда.
Все еще ухмыляясь, она повесила трубку и вытащила из ящика стола обтрепанный пожелтевший блокнот с линованной бумагой и огрызок карандаша.
Вернувшись в спальню, она включила лампу и залезла под одеяло. Ноги ужасно замерзли, поэтому она поставила ступни на теплое бедро Хита. Тот взвыл и, подскочив, опустился на подушки.
— Ну, ты мне за это заплатишь.
— Надеюсь.
Она опустила блокнот на колено и стала любоваться Хитом. Он выглядел настоящим свирепым пиратом. Смуглая кожа, резко контрастирующая с белоснежными подушками, темные волосы и бандитская щетина, всю ночь царапавшая различные чувствительные части ее тела.
— Ладно, любовничек, переходим к делу.
Он приподнялся повыше и с любопытством заглянул в блокнот.
— А это обязательно?
— Ты спятил! Думаешь, я выйду за Питона без сверхнадежного брачного контракта? Я еще из ума не выжила.
Он полез под одеяло, ловя ее холодную ногу.
— Где уж там! Такого счастья мне не дождаться.
— Пункт первый…
Пока он растирал ее ступни, она деловито писала.
— Никаких сотовых, записных книжек, наручных компьютеров, мини-факсов и других электронных приборов, которые еще предстоит изобрести, за нашим обеденным столом.
Он стал перебирать ее пальцы. — А если мы едим в ресторане?
— Особенно если мы едим в ресторане.
— Исключи заведения фаст-фуд, и по рукам.
Аннабел немного подумала.
— Согласна.
— Теперь моя очередь. — Он положил ее ногу себе на живот. — Некоторые электронные приборы, исключая вышеупомянутые, не только позволены, но и приветствуются в спальне. Выбор приборов принадлежит мне.
— Если ты не вернешь мой каталог…
— Пиши, — велел он, показывая на блокнот. Пришлось послушаться.
Одеяло сползло с него до пояса, и Аннабел так увлеклась зрелищем мускулистого торса, что забыла о блокноте. Но тут Хит объявил:
— Разногласия из-за денег являются веской причиной для развода.
— Никаких проблем, — отмахнулась она. — Твои деньги — наши деньги. Мои деньги — мои деньги… Ну вот. Записано.
— Мне стоило бы отправить тебя на переговоры с Фэб. Здорово торгуешься!
Она грозно ткнула карандашом в его широкую грудь.
— На тот невероятный случай, если после свадьбы я обнаружу, что твоя декларация вечной любви и преданности была чистой липой, придуманной в компании с Боди и Голубым призраком…
Он принялся массировать ее подъем.
— Вот из-за этого я бы не страдал бессонницей.
— Повторяю: на случай. Тогда ты отдаешь мне все свои земные владения, посыпаешь голову пеплом и навсегда покидаешь страну.