ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Алая роза Анжу

Зря потраченное время. Изложение исторического тексто. Не мое. >>>>>

Бабки царя Соломона

Имена созвучные Макар, Захар, Макаровна... Напрягает А так ничего, для отдыха души >>>>>

Заблудший ангел

Однозначно, советую читать!!!! Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... >>>>>

Наивная плоть

Не понимаю восторженных отзывов. Предсказуемо и шаблонно написано >>>>>

Охота на пиранью

Винегрет. Але ні, тут як і в інших, стільки намішано цього "сцикливого нацизму ©" - рашизму у вигляді майонезу,... >>>>>




  156  

— Разве твой муж не был твоим любовником? Его рот грел и дразнил ее кожу.

— Да, — ответила она, — был. Принц повернул ее к себе и забрал ее лицо в свои большие руки.

— Он не говорил тебе, что твои глаза напоминают грозовые облака, а золотые и черные искорки в них похожи на листья, которые крутит штормовой ветер?

Какую-то долгую минуту Эйден думала, что она задохнется, так трудно стало дышать. Он смотрел на нее ярко-голубыми глазами. Она никогда не видела таких глаз.

Пристально смотрел? Нет, это не те слова. Она не могла оторваться от его взгляда и чувствовала, что тонет в нем.

Отпустив ее лицо, он мягко провел ладонями по ее грудям.

— У тебя такая нежная кожа. Она похожа на самый тонкий шелк из Бурсы, Марджалла, гладкая и прохладная на ощупь.

Эйден почувствовала, как твердеют ее соски под его руками, и щеки ее вспыхнули. Она сглотнула и наконец сумела вдохнуть воздуха. Ее соски плотнее прижались к его рукам. От смущения она закусила губу. Она не девственница, но почему он так смущает ее? Ее сердце громко стучало, и в какой-то момент ей показалось, что она теряет сознание. Она не могла оторвать взгляда от его глаз, потеплевших от улыбки.

— Мне кажется, — сказал он тихо, — что я должен поцеловать тебя, мой бриллиант, — и завладел губами Эйден.

Его губы были твердыми и теплыми, и, к своему великому изумлению, она почувствовала, что ее собственные губы отвечают на его опытные ласки. Ласково, но требовательно он пробежал языком по ее губам, нежно заставив ее открыть их, и его язык оказался у нее во рту.

Касание их языков взорвалось внутри нее мешаниной ощущений, которые напомнили ей странный и замечательный фейерверк, когда-то виденный ею на королевском празднике. Она приникла к нему, чтобы не потерять сознание.

Его руки пробежали по ее волосам, и, отпустив ее голову, он смотрел на нее. Не говоря ни слова, он рассматривал ее лицо своими яркими голубыми глазами. К ее удивлению, в них читалась мольба, а не требование. «В этом человеке есть нежность», — подумала Эйден и удивилась этой мысли. Она не ожидала проявления в нем такой нежности, потому что Джинджи только и делал, что болтал о суровости татарских мужчин, а сам принц тоже дразнил ее, говоря, что мужчины его народа страстные и сильные любовники. Ей хотелось понравиться ему, ради своего будущего. Но внезапно перед ней возник образ Конна О'Малли, и, к своему полному ужасу, она расплакалась. Явид-хан обнял ее. Крепко прижимая ее к себе, он позволил ей излить накопившуюся тоску. Эйден приникла к нему, горестно рыдая. В то же время у нее мелькнула мысль, что таким образом нельзя завоевать его сердце. Но она ничего не могла с собой поделать. Когда ее горе излилось и рыдания стихли, она, не смея поднять голову, в отчаянии съежилась у него на груди. Почувствовав, что она успокоилась, Явид-хан тихо сказал:

— Я хочу знать правду, Марджалла. О ком ты грустишь?

"Какая теперь разница, о ком?» — печально подумала Эйден.

Вздрогнув, она подняла глаза и, встретив его серьезный взгляд, сказала:

— Я плачу о моем муже, господин. К ее удивлению, он кивнул.

— Я понимаю, о мой бриллиант. Ты любила его, и сейчас, когда он для тебя потерян, ты плачешь о прошлом. Я тоже делаю это, мой бриллиант, я тоже делаю это.

— Господин, — начала она, — я знаю, что должна быть благодарна вам за вашу доброту, и я в самом деле благодарна. Мне вправду хочется доставить вам радость, но так трудно забыть прошлое.

— Я знаю, — ответил он, — потому что и во сне и наяву думаю о людях, которые больше не существуют, не могут существовать. — Он погладил ее длинные мягкие волосы. — О мой бриллиант, я, наверное, единственный из всех мужчин, которым султан мог бы подарить тебя, понимаю, что ты чувствуешь. Сегодня первый раз после моей огромной утраты я потянулся к женщине за утешением. Мне нужно утешение, Марджалла! Разве ты сама не нуждаешься в нем?

Потрясенная его признанием так же, как и его ранимостью, она могла сказать только правду:

— Да, да, господин Явид, мне тоже нужно утешение. Притянув ее к себе, он нежно побаюкал ее, а потом сказал:

— Давай съедим вкусный ужин, который приготовил нам Хаммид. Он крепко потрудился, и эта еда, как он надеется, поможет нам заниматься любовью. Он служит мне много лет и тоже печалится о моей семье.

— Что случилось с вашей семьей, господин? — спросила она, посмотрев на него. — Это была эпидемия?

— Если бы, — сказал он, и лицо его исказилось в горестной судороге. — Нет, Марджалла, не болезнь отняла у меня моих жен, моих наложниц и моих детей, а мой брат-близнец, Тимур. Как я уже говорил тебе, моя мать — француженка. Она была захвачена моим отцом много лет назад, когда он был молодым, во время набега его отряда в самое сердце Европы. Они хотели показать своему народу, как они мужественны. Всю весну и лето они провели в походе, дойдя до Венгерского королевства. Моя мать, женщина знатного происхождения, ехала со своей семьей, чтобы выйти замуж за принца этой страны, когда мой отец и его отряд налетели на них и пленили. Отец взял ее себе. Две ее сестры были отданы его товарищам по отряду. Ее отец и мать были убиты при налете, уцелел только брат. Отец говорил мне, что сначала она сопротивлялась ему как тигрица, но когда узнала, что у нее будет ребенок, смягчилась. Родились мы с Тимуром, и родители совсем примирились. Она родила ему еще трех сыновей и четырех дочерей. Она была его любимой женой. Но мой брат Тимур вызывал их недовольство. Тимур — это атавизм, оставшийся от татар прежних времен. Он в отличие от них очень высокий. Я голубоглаз и волосы у меня каштановые, а у Тимура — узкие черные глаза и черные волосы. Он всегда говорил, что гордится этим, хотя, я думаю, это было еще одной причиной его недовольства. Наши родители никогда не выделяли никого из нас, а Тимур, будучи старше меня всего на несколько минут, всегда ревновал меня, утверждая, что именно меня родители любят больше. В юности он старался превзойти меня, но всегда прилагал такие усилия, что неизменно терпел неудачу. Его мрачный характер, его постоянное задиранье и хвастовство заставили отдалиться от него всех мальчиков нашего возраста, за исключением таких же бунтарей, как и он. Я никогда преднамеренно не старался превзойти его. К моему огорчению, он всегда ненавидел меня. Потом мы стали взрослыми и начали выбирать себе женщин.

  156