Ролло с презрительной усмешкой взглянул на нее. Эмма уже спала, когда он проверил опутывающую ее руки веревку и, обмотав другой ее конец вокруг пня, устроился рядом, заложив руки под голову. Он смотрел на светлеющее в вышине небо. Меч у бедра причинял ему неудобство, но с ним он чувствовал себя надежно, как со старым другом. Он слушал шум пробуждающегося леса, рев туров и медведей, хриплый лай рысей, зная, что звери, как и тролли и трусливые христиане, боятся света дня. Их время – ночь. День же создан для сна. Поэтому Ролло заслонился согнутой рукой от света и спокойно уснул.
Он проснулся спустя пару часов, бодрый и окрепший, словно провел ночь на пуховой перине, и прищурился от солнечного света. Что-то мешало ему, он вздрогнул, резко приподнялся и замер в недоумении и растерянности. И сейчас же насмешливая улыбка скользнула по его губам. Во сне его жалкая пленница прильнула к лежавшему рядом теплому и сильному телу викинга. Своим бедром он ощущал ее живот, голова покоилась у него на плече, кисти связанных рук она положила под щеку. Она спала крепко, но по лицу ее пробегали тени, она то напряженно хмурилась, то что-то бормотала, вздрагивая, и Ролло сквозь одежду чувствовал эту дрожь. Он замер, прислушиваясь к ее сонному лепету:
– Спаси меня!..
Ролло осторожно освободился. Сейчас, спящая, она казалась такой беспомощной и слабой, что он снова ощутил что-то напоминающее жалость. В этой своей бесчувственной покорности и беспомощности она вовсе не походила на ту шипящую дикую кошку, готовую то ли броситься в лицо, то ли бежать, не разбирая дороги.
– Спаси меня… – вновь пробормотала она.
Опершись на локоть, ярл вгляделся в ее лицо. Девушка была грязной, волосы слиплись от болотных вод, белая ткань ее платья приобрела невообразимые оттенки – от буро-зеленого до песочно-серого. Ткань еще не окончательно просохла, и девушка дрожала под ней даже во сне. Непроизвольно она вновь потянулась к согревавшему ее телу, уткнулась головой в грудь ярла и, поджав колени, свернулась в клубок, чем-то напомнив ему котенка. И вновь Ролло усмехнулся и вытащил травинку из слипшихся от грязи волос. Даже такой – измученной, жалкой и дрожащей – она казалась ему привлекательной. Невиданно длинные ресницы… При взгляде на ее губы Ролло вдруг вспомнились те удивительные цветы, какие он видел, когда несколько лет назад побывал в Миклгарде. Их взращивали за оградами садов базилевса, и безбородые евнухи именовали их розами.
Девушка негромко застонала во сне:
– Нет… нет…. не надо!
Ролло нахмурил брови, вспомнив, как швырнул ее, плачущую, своим озверевшим от похоти людям. Сейчас в глазах его читались печаль и запоздалое сожаление. Встряхнув головой, он поднялся. Что сделано, то сделано. В любом случае ему не следует забывать, что эта спящая франкская девушка причинила ему немало боли. Больше того – она его враг.
Без Ролло Эмма вскоре проснулась от холода. Еще ничего не сознавая, она приподнялась, села, покачиваясь и дрожа. Связанные руки по-прежнему причиняли ей боль. В тот же миг она вспомнила все. Огляделась. Ее врага не было рядом. Она не знала, где он, но на то, что она по-прежнему пленница, указывала веревка. Ни секунды не раздумывая, Эмма попыталась освободиться, но спутанные руки почти не действовали, узел не поддавался, и, придя в отчаяние после нескольких безуспешных попыток, она стала с остервенением грызть стягивающие ее руки путы. И только теперь заметила Ролло.
Сильными движениями рассекая воду, он плыл против течения. На ветке у берега висела его одежда, у ствола стоял меч в ножнах. О, если бы добраться до оружия и улучить момент, когда ярл, ничего не подозревая, будет выходить на сушу! Девушка с силой отчаяния впилась зубами в узел, но вскоре вынуждена была отказаться от этих попыток… Тем временем ее враг приближался. Ролло нырнул и появился из воды недалеко от берега. Отфыркиваясь, он поднялся на ноги, отбросив назад длинные, потемневшие от влаги волосы. Не глядя в ее сторону, он стоял, глубоко вдыхая прохладный воздух, и его мокрая кожа бугрилась под напором мышц.
Эмма и не заметила, как загляделась на него. Среди девственного леса его сила и львиная грация движений невольно завораживали. Так должен был выглядеть первый человек, созданный по образу и подобию Бога. Без меча… Нагой, как в шестой день творения, он был виден девушке вполоборота, и влага на плечах Ролло, на его, словно отлитой из светлой бронзы, груди отражала свет солнца. Эмма не сразу заметила, когда он повернулся и взглянул в ее сторону. Даже не сразу опомнилась, когда это воплощение сказочного кентавра медленно, словно бы нехотя, двинулось к берегу. Она по-прежнему неотрывно разглядывала его и, лишь когда Ролло оказался совсем близко, вспыхнула и стыдливо отвернулась. А уже в следующий миг вспомнила, что она полностью в его власти.