Последние отзывы

  161  

— Нет, кажется, нет.

— И я сказала нет. «Тренер, что наступает после горения?» — ыхм.

На миг она отпускает Джоново левое плечо — убрать со лба несколько выбившихся потных прядей. Рука ложится на прежнее место, пальцы естественно попадают в оставленные ими белые следы.

— Он сказал: «После горения наступает агония, о'кей? Теперь беги!» И стреляет из своего пистолета. На тренировках у него всегда есть пистолет,'давать старт забегам и еще вдохновлять. И у него всегда — ыхм — настоящие пули.

— Что? Откуда ты знаешь?

— Он — ыхм, ыхм — один раз хотел заставить нас бежать быстрее и направил вверх и выстрелил, и на лед упала птица — ыхм. И это для тебя так же — ыхм — Джон. После горения наступает агония. Нужно — ыхм, ыхм — пройти весь путь до агонии, потому что кто знает — ыхм, ыхм, ыхм — что ждет храброго на той стороне! — Качание все ускоряется, до вдохновенной скорости. — Теперь, малыш, теперь!

Откатившись, она вдруг становится почти человечной: ее губы слегка запеклись; в уголке глаза что-то белое, Джон хочет вытереть ей глаз. Когда она отворачивается, спускает ноги с кровати, садится и включает лампу, желтый свет сочится сквозь ее растрепанные волосы. Она собирает влажные пряди в хвост и стягивает резинкой, и движения ее рук напоминают Джону о ком-то — он не понимает, о ком. Несмотря на все остальное, руки у нее не переразвиты, они девчоночьи. Она сидит на краю дивана, уже не дотянуться, изгиб ее спины, голова, повернутая теперь к лампе, плечо, угол глаза, едва видный над плечом, руки, прижатые к бокам, и ладони, плотно упертые в матрас: Джон понимает, что она ждет его. Он уже почти придумал верное слово, которое приведет ее к нему, и они смогут начать, но тут Джон засыпает.

Потом она опять заговаривает:

— Я серьезно. То, что я сказала. По-моему, ты похож на меня, только тебе нужно сильнее стремиться вперед. Я поняла это, когда ты стоял холодный со своим маленьким блокнотом. И потом тоже, когда ты говорил какие-то слова. Знаешь, он лучший тренер на свете. Понимаешь, что я это говорю не только про коньки?

Она одевается, а Джон смотрит, приподнявшись на локте на слишком податливой диванной подушке. В другом конце комнаты она кажется убедительно человечной, но слишком далека, чтобы принимать ее вполне всерьез. У нее джинсы, несколько раз подвернутые на щиколотках и еще отвернутые через край широкого черного кожаного ремня, затянутого на дырку, проделанную дома гораздо дальше последней фабрично пробитой опции. Слишком длинные и слишком широкие в талии джинсы тем не менее вот-вот лопнут на бедрах. (Нынче утром в серебряных леггинсах эти бедра напоминали два ребристых твердых чемодана.) Она надевает лифчик из розового газа, купленный во время часового перерыва в тренировках, забегах, сне и тщательно расчисленной, но жадно съедаемой пище, в трехдневной поездке в восточную Францию.

Джон надеется, она не станет экзаменовать его по тому, что сказала: он не помнит и двух слов, кроме куска про несчастную птицу, но чувствует последний, как свет гаснущей свечи, трепет нежности к этой девчонке, пока она намазывает кое-какую косметику, забирает пальто и сумку: он где-то как-то почти хочет, чтобы она осталась на ночь здесь вместо того, чтобы ехать домой пить протеиновые коктейли, анализировать замедленные видеозаписи старых забегов и лечь спать рано и одной.

По «Эм-ти-ви» играет попсовая мелодия — та песня, та, которая в этом сезоне, кажется, звучит повсюду, песня, которая засела у Джона в мозгах, так что, даже не умея напеть, он всякий раз живо ее узнает, будто сталкивается с нежно любимым старым другом Сочная романтическая композиция, слов толком не разобрать, но что-то об утрате и освобождении, задержалась и застряла у Джона в голове. Кажется, эта музыка написана и записана только для того, чтобы настигать Джона в минуты счастья или грусти, в компании или в одиночестве, пока все, что было сколь-нибудь замечательного в этом сезоне, не будет сопровождаться словами, что нашептала знойная двухметровая гренландка, напоминающими Джону: освобождение возможно, оно близко.

Эта песня играет и наутро в отделе новостей «БудапешТелеграф», пока Джон борется со скукой безжизненного первого абзаца и досадливо моргающим курсором —

||||Как говорится в старом анекдоте, «Что за женщину я видел с тобой прошлым вечером?» — «Это не женщина, это участница восточногерманской женской сборной по плаванию». Плотная стероидная загадка этих социалистических амазонок, которые легко раскладывают наших изящных девочек-спортсменок последние сорок лет международного соперничества, теперь доступна для пристального рассмотрения, и, получив такой беспрецедентный доступ||||

  161