Песня кончилась, и зазвучали вступительные аккорды одной из баллад Джека Пэтриота – «Прощай, до встречи».
Дин словно споткнулся. Заминка была такой незначительной, что Блу ничего не заметила бы, не поведи себя Эйприл так же странно. Резко вскинув голову, она захлопнула блокнот.
– Выключи это, Пит.
Электрик уставился на нее, не спеша выполнить просьбу.
– Ладно, не стоит.
Эйприл сунула блокнот под мышку и устремилась к дому. Одновременно с ней Дин направился на передний двор. Намерение поговорить с электриком было забыто.
Блу принялась бродить по разросшемуся саду. Вместо того чтобы придумать, как добраться в город и поискать работу, она размышляла над тем, чему стала свидетелем.
Джек Пэтриот смолк, и сестры Моффат запели «Позолоченные листья». С недавних пор, после гибели Марли, все радиостанции считали своим долгом транслировать хиты сестер Моффат, обычно в паре с балладой Пэтриота «Прощай, до встречи», что Блу находила несколько странным, поскольку они развелись много лет назад.
Перебирая все это в памяти, она зашагала к дому.
Трое мужчин, переговаривавшихся на незнакомом ей языке, устанавливали на кухне угольно-черные рабочие столы из мыльного камня. Эйприл сидела в обеденном уголке, хмуро разглядывая страницу блокнота.
– Вы художница. Помогите мне, – попросила она Блу. – С одеждой у меня проблем нет, но я не слишком хорошо рисую архитектурные детали, тем более, что сама не уверена, чего хочу.
Блу надеялась стащить еще один пончик, но в коробке остались только пятна от желе и немного сахарной пудры.
– Мы строим крытое крыльцо, – продолжала Эйприл.
Блу села рядом и взглянула на рисунок.
– Не хочу, чтобы крыльцо выглядело так, словно пристроено
к полуразрушенной рыбацкой хижине, – пояснила Эйприл. – Мне хочется иметь большие окна, прорезанные над решетчатыми стенами, чтобы света было как можно больше, а также карнизы, чтобы крыльцо не казалось неестественно высоким, но не знаю, как это лучше сделать.
Блу, немного подумав, начала делать наброски.
– Мне нравится, – кивнула Эйприл. – Не могли бы вы нарисовать заднюю стену? И окна?
Блу послушно нарисовала каждую стену, следуя описанию Эйприл. Та внесла несколько изменений, и вместе они пришли к соглашению.
– Вы молодец, – похвалила Эйприл, когда рабочие пошли на перекур. – Не могли бы сделать для меня кое-какие наброски интерьера? Но может, я слишком многого хочу? Вы так и не сказали, как долго собираетесь здесь пробыть и какие отношения у вас с Дином.
– Мы помолвлены, – сообщил Дин с порога.
Женщины не слышали, как он подошел. Дин поставил пустую кружку от кофе рядом с плитой и стал рассматривать творчество Блу.
– Она уедет только вместе со мной.
– Помолвлены? – переспросила Эйприл.
Дин не поднял глаз от блокнота.
– Совершенно верно.
Блу едва сдержалась, чтобы не закатить глаза к небу. Опять он доводит Эйприл! Хочет напомнить матери, как мало она значит для него. Показать, что настолько презирает ее, что даже не удосужился сообщить о своей женитьбе! Какая подлость по отношению к человеку, почти что лежащему на смертном одре!
– Поздравляю, – бросила Эйприл, откладывая карандаш. – И как долго вы знакомы?
– Достаточно давно, – заверил он.
Блу не могла и дальше оставлять Эйприл в заблуждении относительно того, будто между ними что-то было прошлой ночью.
– Хочу объяснить, что, хотя мы спали в одной постели, я была полностью одета.
Эйприл скептически вскинула брови. Блу постаралась принять смиренный вид.
– В тринадцать лет я приняла обет целомудрия.
– Ч-что? – ахнула Эйприл.
– Не принимала она никакого обета, – вздохнул Дин.
Честно говоря, Блу действительно дала такой обет, хотя даже в то время сомневалась, что исполнит его. Но она давно бы примирилась с Богом, если бы не сестра Люк, которая и втравила ее в это дельце.
– Дин не соглашается со мной, но я считаю, что брачная ночь должна стать событием. Поэтому сегодня же перебираюсь в кибитку.
Дин фыркнул.
Эйприл долго смотрела на Блу, прежде чем перевести взгляд на Дина.
– Она... прелестна.
– Не трудись, – отмахнулся он, кладя блокнот на стол. – Можешь смело говорить все, что думаешь. Поверь, я высказался гораздо откровеннее.
– Эй!
– Впервые я увидел ее на уличном карнавале, – продолжал Дин, – рассматривая рабочие столы. – Она просунула физиономию в деревянную резную рамку, чем и привлекла мое внимание. Ты должна признать, что лицо у нее необычное. К тому времени, как я увидел ее фигуру, было уже слишком поздно.