Джорджи схватила босоножки и принялась в спешке их надевать.
— Прекрати, Брэм, — остерег Трев.
Но Брэм явно разошелся:
— Помнишь, как ты умудрилась свалиться в озеро в шубе матушки Скофилд? А как выпустила из клетки мышей на ее ежегодной рождественской вечеринке?
Если она не станет реагировать на подначки, он замолчит. Но Брэм всегда любил медленные пытки.
— Ты ухитрилась попасть в переплет даже в день собственной свадьбы. Хорошо, что мы не досняли шоу до конца. Я слышал, что по сценарию должен был обрюхатить тебя во время медового месяца. Если бы продюсеры не прикрыли лавочку, я бы зачал маленького Скипа!
И тут Джорджи взорвалась.
— Это должен был быть не какой-то Скип, а близнецы! У нас должны были родиться близнецы! Мальчик и девочка. Очевидно, ты был под такой балдой, что даже эту маленькую деталь не сподобился запомнить.
— Непорочное зачатие, полагаю. Можешь представить Скутер голенькой и…
Больше Джорджи не могла этого выносить и круто развернулась к двери, совершенно забыв, что на ней всего одна босоножка. Вторую она держала в руках.
— На твоем месте я бы остался, — лениво бросил Брэм. — Десять минут назад я видел, как фотограф устраивался в кустах, что на той стороне дороги. Должно быть, кто-то заметил твою машину.
Джорджи чувствовала себя в ловушке. Брэм полоснул по ней взглядом — одна из его неприятных привычек — и спросил:
— Скотти, ты, случайно, не начала курить? Мне нужна сигарета, а Трев отказывается держать пачку для гостей. Настоящий бойскаут! Если не считать грязных отношений с представителями его же пола.
Тревор попытался снять напряжение:
— Знаешь, Джорджи, я только потому мирюсь с ним, что тайно вожделею его совершенного тела. Какая жалость, что он предпочитает традиционный секс!
— Ты слишком брезглив, чтобы вожделеть его, — парировала Джорджи.
— Присмотрись получше, — сухо ответил Трев.
Какая несправедливость! Бесчисленные пороки давно уже должны были свести Брэма в могилу, но он выглядел шокирующе здоровым.
— Теперь он занимается в тренажерном зале, — заявил Трев театральным шепотом, словно передавал особенно пикантную сплетню.
— Брэм в жизни не подходил к тренажерам, — фыркнула Джорджи. — Он получил свои мускулы, продав то, что оставалось от его души.
Шепард улыбнулся и повернул к ней лицо порочного ангела:
— Расскажи лучше, как ты планируешь вернуть утраченную гордость, выйдя замуж за Трева.
Джорджи скрипнула зубами.
— Клянусь Богом, если ты скажешь хоть слово…
— Не скажет, — вмешался Трев. — Брэмуэлла никогда не интересовал никто, кроме его самого.
А вот это истинная правда, и все же Джорджи была неприятна мысль, что Брэм подслушал ее разговор с Тревом. Они вместе работали восемь лет. В семнадцать его эгоизм был бездумным, однако, по мере того как росла слава, поведение Брэма становилось все более безрассудным. Нетрудно было заметить, как с годами он становился все более циничным и себялюбивым.
Он лениво положил ногу на ногу.
— По-моему, ты слишком молода, чтобы отказываться от истинной любви.
Джорджи чувствовала себя столетней старухой. Ее сказочный брак распался, положив конец мечтам о семье и мужчине, который будет любить ее ради нее самой, а не ради карьеры в кино.
Она поспешно опустила на глаза темные очки, гадая, что хуже: шакалы, слоняющиеся перед дверями дома, или то животное, что сидит перед ней.
— Я не собираюсь обсуждать с тобой эту тему.
— Вот она, оборотная сторона всеобщего поклонения, — ответил Брэм.
— Тебе об этом не приходится беспокоиться, — фыркнул Трев.
Брэм поднял стакан Джорджи, пригубил и передернулся.
— Никогда не видел, чтобы публика так близко к сердцу принимала развод знаменитостей. Удивительно, что ни один из твоих сбрендивших фанатов не устроил самосожжение.
— Люди считают Джорджи членом своей семьи, — пояснил Тревор. — Они выросли вместе со Скутер Браун.
Брэм поставил стакан.
— Но они росли и со мной.
— Видишь ли, Джорджи и Скутер, по существу, один человек, — указал Тревор. — В отличие от тебя и Скипа.
— Слава Богу, — бросил Брэм, поднимаясь. — Ненавижу этого напыщенного ботана!
Но Джорджи любила Скипа Скофилда. Любила в нем все. Его большое сердце, его преданность, вечное стремление защитить Скутер от семейки Скофилд. Его внезапную влюбленность в ее глупую круглую физиономию и растягивающийся, как у клоуна, рот. Любила все… кроме человека, в которого превращался Скип, после того как камеры переставали работать.