– Не о том думал, наверное.
– Точно! Это потому, что я никак не мог придумать такую работу, куда бы меня взяли и чтобы я при этом зарабатывал больше Ангелины! Ну, не мог! Может, ты поможешь?
– А что… обязательно зарабатывать больше?
– А в чем смысл тогда? Если не больше? Ради чего она нужна тогда, это работа?
– Я работаю, потому что мне нравится то, что я делаю. А то, что мне за это еще и платят – я расцениваю как просто повезло. Понимаешь?
– Понимаю. А мне не повезло. Вот в чем разница. Потому что мне нравится писать мою диссертацию. А не лечить психов с Рублевки. Вот и все.
– Тебе нравится их трахать. Тебя что заводит? То, что ты трахаешь девушку, которая раньше из окошка своего «Майбаха» 4 тебя бы даже не заметила?
Аркаша посмотрел на доктора, вздохнул, махнул рукой.
– Да ладно… я бы ее и раньше трахнул… если бы захотел… И десяток таких, как она… Ничего сложного, правда. Такие же они, как и все остальные.
Константин Сергеевич встал.
– Если… еще раз… вызову охрану – сядешь, – сказал он.
Аркаша отвернулся.
Константин Сергеевич вышел.
Надо было решить, говорить Ангелине Петровне или нет.
Он должен сказать. Должен.
И сделает это без всякого сожаления.
Константин Сергеевич спустился на первый этаж.
В холле, закрыв глаза и вытянув ноги в кресле, сидел голодающий пациент. Плакат «Я умираю» он разместил на своей груди.
– Чего тебе не хватает? – тихо спросил доктор, неожиданно перейдя на «ты».
Молодой человек удивленно открыл глаза.
– Свободы! – сказал он слегка хрипловато.
– А на свободе когда был, чего тебе не хватало? – Константин Сергеевич очень внимательно смотрел на него, так, словно его ответ что-то для него значил.
Голодающий пациент помолчал, шмыгнул носом и демонстративно закрыл глаза.
Константин Сергеевич кивнул.
Так он, собственно, и думал.
«Ангелина Петровна – достойная, потрясающая женщина. Она имеет право все знать. Она достойна чего-то лучшего. Всего самого лучшего. Если не она, то кто? И кто же, как не он, ее правая рука, откроет ей глаза?» – так решил Константин Сергеевич.
Проходя мимо дежурной, он кивнул на голодающего:
– Анализ взяли? Не наркотики?
– Нет. – Дежурная перекрестилась. Было несколько слов, слыша которые она крестилась. «Наркотики» было одним из них. Вторым было «умер», третьим – «новости на первом канале».
– Надо взять. Неужели наркоман? – И она перекрестилась еще несколько раз.
И перекрестила удаляющуюся спину Константина Сергеевича.
33
Маруся валялась на диване и изучала меню своего новенького, только что купленного мобильного телефона.
Меню как меню. Ничего необычного. Кнопки «шеф-повар рекомендует» не было. А зря. Вот если бы Маруся делала телефоны…
Звонить никому не хотелось.
Отец обещал вечером прислать за ней машину, взять с собой в Большой. Не прислал. Позвонила секретарша, сказала, что он занят, от ложи отказались. Спросила, не хочет ли Маруся пойти с друзьями? Правительственная ложа? Нет, Маруся не хочет. У нее нет друзей, которых можно было пустить в правительственную ложу.
У нее вообще нет друзей. Вернее, нет тех людей, которых бы хотелось называть друзьями.
Она не имеет в виду всех тех, кто объявился рядом с ней одновременно с «Мерседесом» и кредитной карточкой.
Вот если бы она сейчас в клуб собралась…
С компанией бы не было проблем!
В клуб не хочется.
Ничего не хочется.
Маруся швырнула телефон в подушки.
Может, у нее психологическая зависимость? От тех капельниц? Мало ли что они туда наливали!
Маруся вздохнула.
Перебралась с дивана на пол, села на корточки так, как все время сидела девушка с хвостом, когда Маруся наблюдала за ней в окно.
Она три раза, широко, всей растопыренной ладонью постучала по полу. Прислушалась к себе. Попробовала постучать еще раз. Мысленно произнесла: «Здравствуй, земля!» Еще раз прислушалась к себе.
Села на диван.
Все-таки пол отличается от земли. Особенно искусственное напольное покрытие. Пусть оно даже зеленого цвета.
Маруся прошла по квартире, зашла в комнату родителей, в ванну. Долго смотрела на себя в зеркало. Улыбнулась своему отражению. Улыбка показалась ей некрасивой, она улыбнулась еще несколько раз. Понравилось. Постаралась запомнить ту улыбку, которая понравилась. Повторила ее в зеркало.