261 
«Одумайтесь, грешники! покайтесь! Да воскреснет Бог, да расточатся враги Его, и да бегут от лица Его ненавидящие Его! Как рассеивается дым, рассеяться им; как тает воск от огня, так нечестивые да погибнут от лица Божия. А праведники да возвеселятся, да возрадуются перед Богом и восторжествуют в радости! Аллилуйя! аллилуйя!..»
Кладет знамение сотник щепотью окровавленной.
Смотрит, как крестный ход к воротам подходит.
Открыть! открыть владыке! православным отворить!
Дернулся было – и словно кинжал турецкий под ребро ткнулся: было ведь уже! Спешил ворота отворять, Свербигузу с Бульбенкой! А оказалось: мара, обман чаклунский; спасибо ведьме – глаза раскрыла, отвела колдовское наваждение. Как говорится, клин клином. Только… а вдруг правда?! где она, правда?!
Где?!
Всякого сотник Логин насмотреться успел – и змиев огнедышащих, и чорта с кулеметом, и иного непотребства в достатке. А тут ведь слуги господни, не пекельные чудеса! Не поднимется рука в митрополита стрелять! отсохнет! Да пусть и не во владыку, в старца Божьего, пусть в чернеца наипоследнего – все едино ведь! Смертный грех – монасей из рушницы, грех и святотатство!..
Что делать?!
Что?!
Так и стоял сотник у бойницы. Раз за разом крест на себя клал, думы тяжкие вьюнами заплетал. Чуял: башка навроде бонбы Громовой, того и гляди, осколками брызнет! А решиться ни на что не мог. Стоял и смотрел.
И остальные смотрели. Не стреляли.
Даже чортяка не палил: то ли кулемет заело, то ли заряды в ленте кончились, то ли славы Господней испугался… а вернее всего – без толку ему теперь палить было.
Крестный ход у самых ворот, скрыла их стена.
А псалом все звучит хором ангельским, и глас гневный все с неба валится. Только слов не разобрать отчего-то, и веет от голоса жутью смертной, до самых костей сквозняком пробирает. Вот и хохот бесовский прорвался, визг, копытца топочут… А у ворот, у ворот-то! Да что ж вы творите-то, слуги господни?!!
Или креста нет на вас, ироды окаянные?!
Чернецы молодецки крякая, вовсю лупили в ворота трехсаженным распятием. Отходили на шаг, примеривались и по команде владыки с уханьем вновь ударяли в тяжелые створки. Головой распятого Спасителя били, еретики! Вон уж у Него и кровь на маковке выступила, окрасила спутанные волосы, венец терновый, дерево креста…
«Да они никак живого человека распяли!» – дошло вдруг до сотника Логина!
Фузея едва ли не сама прыгнула в руки.
Только жид с другой стороны галереи первым поспел: хлестнул выстрел, за ним второй, третий – и вот уже валится на доски моста митрополит со лбом прошибленным. Глядит Логин и глазам своим не верит: сквозь ризу, серебром шитую, доспех лыцарский проступает, а в руке у владыки – уж не крыж пастыря, а меч длинный да узкий, с рукоятью в завитушках.
Обман!
Заморочили, богохульники!
Бабахнула фузея – и в ответ у стены дареные бонбы рваться начали. Видать, и москаль опомнился!
Тут уж ход не ход, личина не личина – со всех ног обманщики побежали, к табору. Вот и трубы голос подали. Неужели отход трубят?!
Отступают басурманы!
…отбились?!
Чортов ублюдок, младший сын вдовы Киричихи
Сплю.
Вижу сон.
Бегут красивые люди. Батька играется детской трещоткой-поветрухой. Ирина Логиновна Загаржецка хочет палить из пузатой гарматы. Добрый дядька боится в подвале. Злая-добрая тетка переплевывается с кем-то ядовитыми закорлючками. Братик чинит цацки – чтоб пуще бахали.
Всем весело.
Хороший сон. Не бойся, добрый дядька. Не бойся, братик. Я вас спасу.
Нет, молчат они. Нет, это мы тебя спасем.
Дурной сон. Плохой. Уходи.
Сам уходи, смеется дурной сон.
Ухожу.
Иду по дороге. Через пленочки, насквозь. По всей дороге – костры. В кострах горят маленькие хлопчики. Горят, кричат; просят дать им смыслу. Одну и ту же. Потом маленькие хлопчики выбегают из костров. Они теперь большие, сильные. Убивают, кого хотят.
Молодцы.
А в больших-сильных, на самом донышке, все кричат – не докричатся маленькие хлопчики.
Они не хотят стать бабочками.
Они плачут. А потом ложатся на бочок. Засыпают.
Совсем.
Мой костер ждет впереди. Он самый красивый. Радужный. «Ты только попроси, – машет крылышками розовая бабочка. – Ты только попроси правильно, хорошо?»
Ладно, отвечаю я. Попрошу.
Правильно.
И тогда у меня будет шелковый сачок. Сачок и иголки. Чтобы собрать коллекцию бабочек.
А розовой я оторву крылышки.
261 
