Особенно,... 
66 
У Линды нет тайн перед Фомой.
С чего ты взяла?
…завидуешь?
…всё. Хватит.
III
Плющ разросся на всю ограду. Лишь в одном месте в багряно-зеленой листве был вырезан прямоугольник. Калитка открылась, выпуская Регину на пологий склон. Ударили звуки – музыка, голоса, смех – так друг, здороваясь, хлопает по плечу. Яркая мозаика: люди на ковре травы. Солнечные зайчики – скольженье наперегонки по бирюзовой глади озера. Гладь «зеркалит», вспыхивая золотом; озорники-зайчата норовят прыгнуть тебе в глаза. Скинь туфли! босиком по траве! В воздухе повисла трибуна, вся в блестках и мишуре, как «майское дерево»; по углам – гроздья шаров, рвущихся в небо. Шары чуть не лопаются от гордости, словно это они удерживают трибуну над землей, а не спрятанные внутри антигравы.
…аромат ванили…
нотка свежего лайма…
шоколад с орехами…
блестки-колокольчики…
Радуга коллективной пси-ауры. Живая клетка-великанша со множеством ядер-личностей. Вирт менталов. Редкий случай…
– Регина?
– Карл?! Тебя не узнать!
Бывший «карлик» ухмыльнулся, подбоченившись:
– Да уж! Карл Брегсон, граф организмики, к вашим услугам!
Ростом молодой граф, как и предполагалось в детстве, не вышел. Компенсируя этот недостаток, он обзавелся солидным брюшком и отрастил усики-стрелочки. Сюртук брусничного цвета; значок Академии, в атласной «бабочке» – заколка из иридия…
– А ты как? Кстати, отлично выглядишь!
– Я психир. Училась на Сякко, работаю в клинике…
– На Сякко?
«Карлик – пассивный!»
«Сам ты карлик! Я выше тебя вырасту!»
Образ-архив («Лови, телепасс!..»):
Лар-ги.
Оппозиция: свой-чужой.
Личное пространство: отсутствие.
Быть в том, что делаешь.
«Шестеренки».
Работа «под шелухой».
Средство: насилие.
Методика.
Цель.
Карл моргнул. Лицо его приняло отрешенное выражение. Не прошло и пары секунд, как он, распаковав архив в полном объеме, вплоть до карпов в пруду и гуся в кувшине, с удовлетворением кивнул:
– Оригинальный метод! Согласуется с постулатурой организмики. Вертикаль взаимосвязей…
Зычный голос прервал его монолог:
– Дамы и господа! Коллеги! Друзья!
Пауза.
– Прекрасные мои «лебедята»!
На трибуне стоял Фердинанд Гюйс. Госпожа Хокман зимой ушла на повышение – в Департамент образования. Новый директор был сама элегантность, чтоб не сказать – пижон. Смокинг цвета летних сумерек, «лунный» жилет…
– Кто из вас любит торжественные речи?
– Никто!
– Вот и я не люблю. Поэтому скажу просто: «Лебедю» – сто лет!
– Ура-а-а!!!
…волна накрывает с головой…
…увлекает в пенный водоворот…
…выталкивает на поверхность…
Чуть не оглохнув на обоих слоях, Регина вопила вместе со всеми.
– Мы встали на крыло. Разлетелись по Ойкумене. Но сегодня все, кто смог, собрались здесь. Мы – живая история. Будет справедливо, если я предоставлю слово старейшему из нас, человеку, которому выпала честь стать первым преподавателем «Лебедя»…
«…ненавижу эти его паузы…»
«…не может быть!..»
«…ну же!..»
– …которого многие из вас хорошо знают…
«…нарочно тянет, гад!»
«…не томи!»
– …заслуженному учителю Ларгитаса, полному кавалеру ордена Чести, виконту педагогики – Альбрехту ван Эсмунду!
«Он еще жив?! – ахнула Регина, прижимая ладони к горящим щекам. – Неужели ван Эсмунд из первых преподавателей? Вот это да! Я не знала… он никогда не рассказывал…»
Освобождая место, Гюйс отступил в сторону, на подвесной мостик. Позади директора произошло какое-то движение. Наиболее ушлые из выпускников поспешили воспользоваться зрением тех, кто стоял выше по склону. Последние не возражали. И все увидели: Альбрехт ван Эсмунд до сих пор сохранил сходство с одуванчиком. Только теперь это был одуванчик, обласканный порывом ветра. Облако белого пуха вокруг головы старого учителя исчезло. Хотя, разменяв пятнадцатый десяток, можно не стесняться лысины. Эскалатор вез ван Эсмунда вверх, к трибуне; старик держался за поручень с осторожностью человека, идущего по кромке обрыва. За ним дежурили двое парней, готовые подхватить в случае надобности. Их помощь не потребовалась. Шагнув вперед, ван Эсмунд взялся за край трибуны, обвел собравшихся взглядом – цепким, внимательным, без признаков рассеянности…
66 
