152 
Представив себе, что Конрад фон Шмуц по ее вине всю ночь стоял на балконе, размышляя о теории омфалосов, Анри крепко-крепко зажмурилась и выругалась еще раз.
Повинуясь смутному порыву, она укрепила связь, оформив жужжание «мушки» в изображение. Под сомкнутыми веками вспыхнул белый свет, черные кресты перечеркнули сияние, трещины, разрывы… Ага, есть. Покои дорожной клиентеллы, в окна ползет рассвет, и барон, неудобно задрав голову, беседует с кем-то, умостившимся на потолке. В руке квиза – кинжал. Анри вздохнула с облегчением: все в порядке. Беседа, судя по выражению лица Конрада, протекает в спокойной и дружественной обстановке. А остальное – кинжал, потолок, слишком ранний для визитов час – в нашей бурной жизни случается не так редко, как кажется большинству перестраховщиков. Да и помочь барону, если он нуждается в помощи, сейчас можно единственным способом: вызвав подкрепление в лице Просперо Кольрауна.
Воображение живо нарисовало явление боевого мага трона в дремлющую клиентеллу. Пожар, землетрясение, гром и молния, гости прыгают в окна, хозяин в обмороке… «Извините, что побеспокоил вас, ваша светлость… Что? Да вот, Генриэтта Куколь ударилась в панику… Понимаю: истеричка, нервическая дамочка!.. дергается по поводу и без…»
Уняв вибрации фасцины, Анри решила поспать еще чуточку.
Ей приснилась каморка с тремя старушечками. На потолке каморки сидел Конрад фон Шмуц, зевая. Кинжалом он ковырял сухую штукатурку; из брюшка барона тянулась черно-белая витая ниточка. Нить дребезжала знакомыми голосишками ангелов:
- – И тень бежит по улице пустой,
- По имени зовя меня: "Постой!
- Остановись!.."
* * *
– У-лю-лю! – летел над полями издевательский боевой клич.
Шестеро гнали одного.
Конрад фон Шмуц невольно залюбовался картиной погони. Вот она, борьба двух чистейших, несмешанных начал в первозданном виде! Черный, как ночь, горбун, похититель святыни, конокрад и владыка скрежета зубовного, пытается уйти от справедливого возмездия в лице отряда идеалистов-добровольцев. Прямо хоть зови народного эстета-символиста Базилио Умбони писать для «Приюта Героев» очередную батальную картину. Если б еще у рыцарей Зари Утренней все лошади оказались белыми! Да, тут молодежь недоглядела, пустила на самотек. Зато с плащами полный ажур: от светло-кремового до снежно-искристого.
Плащи красиво полоскались на ветру, закрывая обзор скачущим позади.
Всадник, похожий на Жадину Угольщика, демона-охранителя рудников в Кальге, вылетел на дорогу. Клубы меловой пыли взвивались из-под копыт вороного жеребца. Дивный, вдохновляющий контраст! Только черное и белое – словно лезвие иной, принципиальной реальности, не терпящей полутонов, на миг рассекло цветную ткань обыденности. И пусть теперь завистники попробуют хотя бы заикнуться, что в Бдительном Приказе служат вульгарные солдафоны, лишенные вкуса и чувства прекрасного!
Мы завистникам язычки-то укоротим…
Рядом раздались аплодисменты: это мистрис Форзац дала оценку происходящему. Со стороны хладнокровной, как виверна, мистрис такое проявление чувств равнялось чуду. Зато гулкий хохот Коша Малого был в порядке вещей.
– Ату его!
Злодей-одиночка на скаку повернул голову, увидел на холме знакомый фургон и рукоплещущих верховых, понял, что защиты от бывших попутчиков ему не получить, хоть весь изоврись в клочья – и погнал вороного к Чуме. Поравнявшись с грудой валунов, горбун свернул в сторону Чуриха, из трех зол выбрав то, какое ему в данный момент казалось меньшим…
И тут перекресток не замедлил оправдать свое зловещее название.
Молодая дама на гнедой лошади изящно взмахнула рукой, стряхнув с ладони сверкнувшую на солнце каплю металла. Жеребец Рене заржал, взвился на дыбы и рухнул на бок, придавив ногу седока. Словно кузнечик, пришпиленный булавкой, вороной отчаянно дергался на дороге, безуспешно пытаясь встать и не давая выбраться угодившему в западню Кугуту.
– Догнали? Топчут?! – вопрошала из фургона Аглая Вертенна.
– Сшибли зубаря! Жаль, конягу искалечили…
Погоня завершилась. Шестикратный перевес добра вступил в решающую фазу победы над злом. Настала пора спускаться и заканчивать с детскими играми. Сейчас мрак будет низвергнут во тьму – сомнительный каламбур развеселил барона, – свет воссияет над землей, торжествуя, а следом, как в наставительном моралитэ, на сцену явится Бдительный Приказ ex machine, арестовав ликующее добро.
152 
