35 
Мотоеси уже сам плохо понимал, чье это волнение: старика, которого он играет, или его собственное, волнение актера, боящегося испортить всю премьеру своей неуклюжей игрой?
Или это одновременно – волнение мастера Миямасу и других актеров труппы, которое он, казалось, ощущал, как свое собственное? Еще бы! Исполнитель главной роли исчезает перед самой премьерой, приглашенный на спектакль великий Дзэами наотрез отказывается играть и выставляет вместо себя своего недоучку-сына…
- Готов исполнить я веленье госпожи…
Мотоеси сам не узнал своего голоса.
- Сию минуту в барабан ударю…
Еле слышное придыхание флейты вплетается в тоскливый посвист ветра. И эта осенняя тоска предчувствием умирания плывет через сцену, словно предрекая: мечтам старика не суждено осуществиться, хотя, казалось бы, все к тому идет – надо сделать лишь шаг и ударить в барабан.
В парчовый барабан, немой от рождения.
Осень. Так и должно быть. Во дворце Кономару, где происходит действие «Парчового барабана», сейчас тоже осень – не зря же Миямасу-сан назначил премьеру именно на это время года. Все подобрано правильно: и время, и место, и музыка, и декорации, – вот только он, бездарный Мотоеси, здесь лишний!
Главный и лишний – боги, какой позор!
Мысли метались в голове вспугнутыми нетопырями, не находя себе выхода. А тело Мотоеси тем временем действовало как бы само по себе, передвигаясь на нужное количество шагов в заданном направлении, семеня и подшагивая, и слова сами лились наружу гортанными всплесками:
- …Настала старости осенняя пора,
- И вот – любви весеннее томленье,
- Знать не желающей, что близок мир иной…
Все было не так! Сколько раз они с отцом репетировали эту сцену, отец вымерял проходки между столбами, делал правки в монологах – а на Мотоеси тогда нисходила спокойная уверенность, и он чувствовал, что играет правильно (хотя дома роль старика чаще играл сам отец, иногда это приходилось делать и юноше). Наверное, на самом деле он и тогда играл весьма посредственно – но то были всего лишь репетиции; да и не репетиции даже в полном смысле этого слова! Отец просто прорабатывал в действии не до конца готовую пьесу – и для этого использовал своего младшего сына, как мог бы использовать любого другого заурядного актера, волей случая оказавшегося под рукой.
А сейчас… противоречивые чувства все сильнее бурлили в юноше, он уже плохо понимал, что происходит вокруг, ощущая себя котлом с закипающей похлебкой, подвешенным над костром, – а спектакль шел себе и шел и, как усталый путник добирается до заставы, добрался до реплики:
- – А барабан молчит…
Ноги сами пронесли Мотоеси к месту дзодза, где он выдержал положенную паузу и, под пение хора:
- …Судьбу жестокую проклял и в пруд Кацура,
- Рыдая, бросился. И вот уж волны
- Сомкнулись горестно над ним, и волны
- Сомкнулись горестно над ним, —
медленно скрылся за занавесом.
Только здесь юноша немного пришел в себя.
Это был провал, наверняка провал – он не помнил, что делал на сцене, но чувствовал полную обреченность. И тем не менее надо было доиграть до финала.
«А там – пойду и утоплюсь в пруду, как этот безумный старик садовник!» – в отчаянии подумал Мотоеси.
3
У него было немного времени, и Мотоеси, чтобы успокоиться, приник к смотровому отверстию в отгораживавшей кулисы ширме, разрисованной лавровыми листьями. Ему хотелось взглянуть на зрителей. Выказывают ли они признаки недовольства – или, хвала Небу, ничего особенного не заметили?
Начал накрапывать мелкий дождик, и над головами публики осенними астрами распустились разноцветные зонтики.
Цветы из промасленной бумаги.
Вот под большим белым зонтом с переплетенными зелеными драконами и золотой каймой по краю, который держит слуга, – господин Сиродзаэмон, и лицо у знатного хатамото вежливо-ожидающее, а у слуги – отрешенно-почтительное; вот – богатый горожанин, вот – явно приезжий купец в длиннополой куртке поверх двух нижних кимоно; дальше, дальше… лица безумным калейдоскопом замелькали перед глазами Мотоеси, и вот уже между лицами проступает хитрая барсучья мордочка, подмигивает юноше – чтобы сразу, на глазах, вновь обратиться в лицо плутоватого погонщика. («Оборотень! Как есть барсук-оборотень! Тоже пришел спектакль посмотреть», – вихрем проносится в голове молодого актера.) А вот на ветке сосны примостился нахохлившийся тэнгу, кося вниз то одним, то другим круглым, налитым желтизной глазом, а по длинному сизому то ли клюву, то ли носу стекают капельки воды.
35 
