Особенно,... 
111 
Под занавес жрец доверительно сообщил о концентрации личного Жара-тапаса гениального Расчленителя, в результате чего глаза мудреца пылают янтарным огнем.
И, уходя, был разочарован: сообщение не произвело на Грозного особого впечатления.
…Слава громом звучала окрест, кшатрии брили головы и славили Вишну, белые знамена реяли над Городом Слона, северные стяги цвета жизни — в противовес южным штандартам, красным, как кровь, как одежды Локапалы Юга, Петлерукого Ямы.
Арийский север, символ благополучия, и дравидский юг, символ беды и злосчастья — если верить златоустам северян и не прислушиваться к иным мнениям.
Но пока еще снег и багрец худо-бедно уживались на просторах Второго мира, и никто не предполагал, что им вскоре суждено сойтись на Поле Куру, превратив четыре с лишним миллиона людей в дурно пахнущее месиво.
До войны Алой и Белой розы, равно как и до другого противостояния цветов-антагонистов, оставалось много тысячелетий.
Смертный не в состоянии представить себе такой срок. Разве что Бог.
Но боги были далеко, Грозный же — рядом, и о регенте говорили:
— Он удовлетворял богов — жертвами, предков — поминками, бедных — милостыней, дваждырожденных — исполнением их заветных желаний, гостей — пищей и питьем, кшатриев — доблестью, вайшьев — защитой, шудр — добротой, а врагов — усмирением.
Враги внимали и переглядывались.
А на столичном престоле номинально числился царевич Вичитра, Дважды Блестящий юнец, которого давно пора было женить.
Во всяком случае, так считала благоухающая сандалом старуха.
4
Когда-то здесь был луг — но сейчас этого не помнили даже вековые старцы. Зато не только старцы, но и молодежь гордого княжества Каши, восточного рубежа Срединной Земли, отлично помнила другое: именно здесь тринадцать лет назад встала лагерем армия Грозного! Тогда был еще жив царевич Блестящий, первенец Сатьявати и Шантану, и ребенок весело смеялся, глядя на полыхающие виллы и предместья Бенареса, кашийской столицы. Жив был и верный Кичака-сотник… Нет, тогда еще пятидесятник, а сотником он стал после того, как бился в стенном проломе один против многих, и, тяжело раненный, дал возможность пехоте ворваться в город.
Многие были живы тогда, те, кто сейчас наслаждается в райских обителях, скрежещет зубами в преисподней или вертится белкой в колесе перерождений, забыв о прошлом и надеясь на будущее!
И капают капли из треснутого кувшина Калы-Времени…
Если бы случайный сиддх-небожитель взглянул, пролетая мимо, на бывший луг и бывший лагерь — взору его предстал бы роскошный стадион, каким может похвастаться далеко не всякая столица! Подобно городу, он был окружен стенами из песчаника и мелкими рвами, накрыт со всех сторон пестрым балдахином, и площадок для оркестров было достаточно, чтобы обилие музыки грозило превратиться в какофонию. Что отнюдь не мешало празднику.
Меж трибун толпами сновали лицедеи и плясуны, собирая щедрую мзду от горожан и гостей Бенареса. Солнце играло на заново отстроенных виллах вокруг стадиона, скользя по жемчужным сеткам на окнах, — и аромат дерева агуру, которым были отделаны трибуны, щекотал ноздри собравшихся. Брахманы в специально отведенных местах заканчивали совершать возлияния, возгласы «Свасти!» и «Сваха!» то и дело вплетались в общий гам, и набожные кашийцы касались лба ладонями, шепча молитву.
Все ждали явления правителя.
Все — в том числе и многие цари Второго мира, чьими временными резиденциями стали дома предместий. Царские суты заканчивали осмотр колесниц и упряжек, свитские кшатрии наводили блеск на доспехи господина и складывали в «гнезда» запасные тетивы со стрелами, а стяги всех цветов радуги трепетали на ветру, выхваляясь изображениями.
Это могло означать только одно: Кашиец объявил от имени трех своих дочерей Сваямвару! На благородном языке — «Свободный Выбор», восьмой вид брака, когда выкупом за невесту служат не коровы и драгоценности, а личная доблесть женихов-соперников!
Восьмой, и самый достойный для кшатрия испокон веков.
Дело крылось даже не в том, что кашийки-женщины из правящего дома отличались приятной внешностью, а за плодовитость их шутливо прозывали «крольчихами». Подлинный смысл Свободного выбора был ясен наперед — владыка Каши до сих пор не простил Грозному былого разгрома! И прекрасно понимал: стратегически выгодное положение его земель никогда не перестанет привлекать к себе хищное внимание Хастинапура.
111 
