Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
139 
Забыв объяснить: была ли его личина наваждением, марой — или…
— Уж и повеселиться бедному отшельнику нельзя! Сразу давай железяками в пузо тыкать… Расступись, парни! Мне в город надо. К царице вашей… во дворец.
— Во дворец! — грохнули стражники дружным хохотом, сбрасывая недавнее напряжение и испуг. — О-хо-хо, а-ха-ха, насмешил, умора! Да кому ж во дворце такое пугало понадобилось?! Врешь ведь, нищеброд!
— Ну скажи честно — врешь? — беззлобно обратился к уроду начальник караула.
Старшой всегда был отходчив.
— Брахман никогда не опустится до осквернения своих уст ложью, — холодно отрезал чернец совсем другим тоном, и смех разом стих.
Действительно, только сейчас караульщики обратили внимание на священный Джанев — кастовый шнур брахмана. Сплетенный из трех нитей хлопка, он свисал с левого плеча незнакомца, будучи пропущенным наискосок под правой рукой.
— Ну хорошо, если ты и впрямь брахман, — старшой мало-помалу очухался от потрясения, обнаружив в ракшасе жреца, — то прощения просим! Но только (он хитро сощурился), кто это сможет подтвердить?
— Вам что, псы, мало священного шнура и моего слова?! — вновь полыхнули гневом янтарные глаза чернеца.
— Шнур и слово — дело хорошее… — старшой по-прежнему загораживал пришельцу дорогу, держа трезубец наперевес. — А скажи-ка лучше: нет ли у тебя знакомцев в Хастинапуре? Или, допустим, родичей — кто бы мог признать тебя и успокоить наши сердца? А то, понимаешь ли, пугаешь людей при исполнении всякой марой, лезешь в город то ракшасом, то брахманом, то вообще… Почем я знаю, может, ты и вправду ятудхан-оборотень! А шнур-Джанев спер у настоящего брахмана!
— Родичи? — зловеще оскалился сомнительный брахман, и стражников мороз продрал по коже. — Есть, как не быть… Мамулька, однако, имеется — вы ее еще царицей кличете, мамульку мою разлюбезную! Ну и опять же регент ваш. Грозный… Братан он мне. Сводный.
Урод противно ухмыльнулся и добавил сквозь зубы:
— Своднее не бывает. А меня, парни, зовите Вьясой. Запомнили?
— Точно, что Вьяса, — тихо пробормотал Носорог, боясь верить и боясь не верить. — Расчленитель и есть. А еще кто-нибудь может подтвердить, что ты — Вьяса? Ну и… что нам надо это запоминать?!
— Пожалуй, еще пара храмовых брахманов, — небрежно махнул рукой Вьяса, быстро возвращаясь к прежней развязной манере. — Являлись как-то ко мне в ашрамчик, языки почесать — только имен я их не запомнил! Вот ведь странно, парни: Веды помню, Веданги помню, Пураны-сказания и Шастры-трактаты — назубок! А имена как корова языком! Вот тебя небось Носорогом кличут, а я и не помню… И даже не слыхал никогда!
— Понимаешь, уважаемый, — проникновенно заговорил старшой, на всякий случай стараясь не гневить без нужды странного чернеца (а вдруг и впрямь тот, за кого себя выдает?!). — Царица Сатьявати сейчас больна, ее тревожить не след! Имена достойных брахманов, которые могли бы тебя признать, ты запамятовал. А вызывать сюда Грозного… Сомневаюсь, что регент мигом бросит все дела и примчится к воротам Восхода! Просто же пустить тебя в город, после твоего представления, я, извиняй, не могу! Может, подскажешь, что нам делать? Если ты действительно великий мудрец Вьяса — ты без труда найдешь выход!
И начальник караула победно улыбнулся.
— Чего тут искать, умник ты мой?! — чернец с презрением плюнул старшому под ноги. — Посылай во дворец одного из своих недоумков, пусть передаст Гангее: «Черный Островитянин с Крошкой в гости явились!» Сам увидишь, как братан сюда примчится! Словно его в Жар иной петух клюнул!
— Черный Островитянин — это тоже, надо полагать, ты… — задумчиво протянул старшой, лихорадочно соображая, что же ему делать: прогнать чернорожего в три шеи, пустить в город под свою ответственность или таки послать гонца к регенту?
Все три варианта ему почему-то не нравились.
— А кто такая Крошка?
Словно в ответ на его вопрос крышка корзины, укрепленной на спине Черного Островитянина, зашевелилась и съехала набок — но не упала, предусмотрительно привязанная веревкой. Над головой урода с шипением вырос клобук огромной кобры, и ледяные змеиные глазки в упор уставились на попятившихся стражников.
«А кто это нас не пускает?» — беззвучно спрашивали глазки.
А зубки готовились выписать пропуск.
— Спокойно, Крошка, спокойно, — с приторно-сладкой улыбкой бросил Черный Островитянин. — Не будем кусать этих глупых людей! ПОКА не будем. Сейчас один из них резво побежит к братану Грозному, и нас с тобой пустят в город. Верно я говорю? — поднял он взгляд на бледного как известь начальника караула.
139 
