31 
Лишь позднее, уже почти засыпая, я осознал, что они держали все мои чувства и мысли как бы в постоянной осаде, пока я находился в их обществе. Мне хотелось на свободе обдумать эту мысль, однако волны усталости захлестывали меня…
* * *
А когда я проснулся, то в постели оказался один.
Спустившись по лестнице, я вышел в вестибюль. Рубильник, спрятанный в нише за китайской вазой, по-прежнему был в нерабочем положении, и я двинулся к двери, желая узнать, что произошло за это время. Если открывать ее в условиях абсолютного безвременья было довольно-таки рискованно, то, как я полагал, она, в связи с отключением Рубильника, должна оказаться запертой.
Но дверь отворилась.
Небольшой дворик перед крыльцом был окружен стеной густого белого тумана. Я вышел наружу и, озираясь, спустился с крыльца. Был ли то настоящий туман или же некий продукт мыслительной деятельности — не знаю. Такой туман бывает порой в голове, когда мозг сталкивается с неким фундаментальным физическим парадоксом…
Я сделал шаг вперед, не чувствуя ни малейшего холода, хотя был совершенно наг.
— Глория? — окликнул я ее, чувствуя, как приглушенно звучит мой голос. — Ты здесь, моя дорогая змейка?
Ответа не последовало. Я сделал еще шаг, и мне показалось, что мимо практически над самой землей проплывает нечто огромное и темное.
— Глория! — снова позвал я ее. — Давай лучше вернемся в дом!
Я уже собрался это сделать, но тут кто-то схватил меня за лодыжку. Я споткнулся, посмотрел вниз и увидел, что за ногу меня держит чья-то тонкая бледная рука, вынырнувшая откуда-то из кучи тряпья, валявшегося у нашего крыльца.
— Нет! — донесся оттуда чей-то резкий окрик. — Не смеешь ты и шагу сделать, не зная, кто перед тобою!
— Но я просто ищу свою подружку, Глорию… Я думал, может, она сюда пошла…
— Никто не выходил отсюда с тех пор, как это место осквернено тобою было!
— Ну ладно вам! Может, все-таки выпустите мою ногу?
— Я не уверен, не уверен… Ведь ты, меня совсем не зная, мог бы пойти и дальше, верно?
— А что, если пойду?
— Ну, здесь тебе не просто улица, несчастный! — быстро возразил он.
— Тут так просто дальше не пройти! — С этими словами из-под кучи вынырнула вторая рука, в которой оказалась бутылка. Затем оттуда же появилась заросшая волосами голова. Физиономия этого типа была мне совершенно незнакома. Пьяница выжал из бутылки несколько последних капель прямо в свою разверстую пасть, негромко рыгнул и поставил бутылку перед собой на землю. — Прикрой глаза рукой, — велел он, кривя рот. И как раз вовремя.
Какая-то беззвучная и невероятно яркая вспышка рассеяла туман, и я почувствовал мощный поток пронизавшего меня неведомого излучения.
— Какого черта!
— Поток фотонов, — пояснил пьяница. — Мы решили: да будет свет!
— Между прочим, я видел, как тут что-то черное пролетело. Очень низко,
— буркнул я сквозь зубы.
— А, это старый Уроборос кружит.
— Что ты мне сказки рассказываешь!
— Человек — млекопитающее, способное создавать метафоры. В этом и заключается секрет его успеха.
Я поморгал — в глазах у меня вдруг потемнело. А когда это отвратительное ощущение прошло, спросил:
— А ты сам-то кто?
— Уртч.
Рука его казалась тонкой и немощной, однако по-прежнему сжимала мою лодыжку как кандалами.
— Может, все-таки отпустишь меня? По-моему, ты достаточно ясно обозначил свою цель. Однако ты, похоже, слишком много знаешь для обыкновенного старого пропойцы.
— Уличная мудрость, купленная ценой страданий, — заметил он и отпустил мою ногу. — Но если ты признаешь, что кое-чем мне обязан, то ловлю тебя на слове.
— Чего же ты хочешь? — спросил я, наклоняясь и осматривая свою ногу.
— Сходи в дом и принеси мне полную бутылку вина вместо пустой.
— Черт побери, но ты же и сам можешь войти, взять любую бутылку и выпить ее прямо в доме! — сказал я. — Кстати, там будет куда удобнее…
— Нет, это моя улица, и по-настоящему я счастлив только здесь!
— Ну ладно, — согласился я. — Погоди минутку.
В легком фиалкового цвета тумане, заползшем и в дом, я отыскал оплетенную бутылку «Руф-фино Кьянти», откупорил ее и вынес ему.
— «Кьянти» сойдет, Уртч?
— Вполне. — Он протянул руку и взял бутылку. — Как тебя зовут, малыш?
— Альф.
Он сделал добрый глоток и вздохнул.
— А теперь тебе лучше пойти и поискать свою милую. Альф.
31 
