— Да, — сказал Татхагата.
— Я тоже знаю радость всего, — сказал Сугата.
— Да, я знаю, — сказал Татхагата.
— Я вижу, теперь, почему ты сказал однажды, что все приходит к тебе. Принести в мир подобное учение — понятно, почему тебе завидовали боги. Бедные боги! Их надо пожалеть. Ну да ты знаешь. Ты знаешь все.
Татхагата не ответил.
И вновь вернулось все на круги своя, минул год, как явился второй Будда, опять повеяли вешние ветры… и донесся однажды с небес ужасающий вопль.
Горожане Алундила высыпали на улицы и уставились в небо. Шудры в полях бросили свою работу и задрали кверху головы. В Храме на холме наступила вдруг мертвая тишина. В пурпурной роще за городом монахи обшаривали взглядами горизонт.
Он мерил небо, рожденный властвовать ветрами… С севера пришел он — зеленый и красный, желтый и коричневый… Танцуя, парил он воздушной дорогой…
Затем раздался новый вопль и биение могучих крыл, это набирал он высоту, чтобы взмыть над облаками крохотной черной точкой.
А потом он ринулся вниз, вспыхнув пламенем, пылая и сверкая всеми своими цветами, все увеличиваясь. Немыслимо было поверить, что может существовать живое существо подобных размеров, подобной стати, подобного великолепия…
Наполовину дух; наполовину птица, легенда, что застит небо…
Подседельный, вахана Вишну, чей клюв сминает колесницы, будто те сделаны из бумаги.
Великая птица, сам Гаруда кружил над Алундилом.
Покружил и скрылся за скалистыми холмами, что маячили у горизонта.
— Гаруда! — слово это пронеслось по городу, по полям, по Храму, по роще.
Если только он летел один: каждому было известно, что управлять Гарудой мог только кто-либо из богов.
И наступила тишина. После оглушающего клекота, бури, поднятой его крылами, голоса сами собой понизились до шепота.
Просветленный стоял на дороге неподалеку от своей рощи, и глядел он не на суетящихся вокруг него монахов, а на далекую цепь скалистых холмов.
Сугата подошел и встал рядом с ним.
— Всего прошлой весной… — промолвил он. Татхагата кивнул.
— Рилд не справился, — сказал Сугата, — что же новое заготовили Небеса?
Будда пожал плечами.
— Я боюсь за тебя, учитель, — продолжал Сугата. — За все мои жизни ты был моим единственным другом. Твое учение даровало мне мир и покой. Почему они не могут оставить тебя в покое? Ты — самый безобидный из людей, а твое учение — самое кроткое. Ну какое зло мог бы ты им причинить?
Его собеседник отвернулся.
В этот миг, оглушительно хлопая могучими крыльями, Гаруда опять показался над холмами; из его раскрытого клюва вырвался пронзительный крик. На этот раз он не кружил над городом, а сразу стал набирать высоту и исчез на севере. Такова была его скорость, что уже через несколько мгновений на небосклоне от него не осталось и следа.
— Седок спешился и остался за холмами, — прокомментировал Сугата.
Будда углубился в пурпурную рощу.
Пешком явился он из-за холмов — неспешным шагом.
По камням спускался он к переправе, и бесшумно ступали по вьющейся по скалам тропке его красные кожаные сапоги.
Впереди раздавался шум бегущей воды, там небольшая горная речка перерезала его путь. Отбрасывая назад небрежным движением плеча развевающийся кроваво-красный плащ, направлялся он к повороту, за которым тропинка терялась из виду; над малиновым кушаком поблескивал рубиновый набалдашник эфеса его сабли.
Обогнув каменную громаду, он замер.
Кто-то ждал впереди, стоя у перекинутого через поток бревна.
На миг глаза его сузились, и тут же он двинулся дальше.
Перед ним стоял щуплый, невысокий человек в темном одеянии пилигрима, перетянутом кожаными ремнями, к которым был привешен короткий кривой клинок из светлой стали. Голова человека была выбрита наголо — вся, кроме одного маленького локона белых волос. Белели и брови над темными его глазами, бледна была кожа, острыми казались уши.
Путник поднял руку, приветствуя встречного.
— Добрый день, пилигрим, — сказал он. Тот не ответил, но, шагнув вперед, загородил дорогу, встав перед бревном, что лежало поперек потока.
— Прости меня, добрый пилигрим, но я собираюсь переправиться здесь на другой берег, а ты мне мешаешь, — промолвил путник.
— Ты ошибаешься, Великий Яма, если думаешь, что пройдешь здесь, — возразил тот.
Красный широко улыбнулся, обнажив ровный ряд белоснежных зубов.